Глава четвертая

Знойным было второе лето войны в донских и приволжских степях. Нещадно жгло землю солнце.

Жарко было и от нескончаемых боев. Гитлеровские полчища, не считаясь с потерями, рвались к Сталинграду.

28 июля 1942 года в самый разгар оборонительных боев у города па Волге народный комиссар обороны И. В. Сталин подписал приказ № 227 - по словам Маршала Советского Союза А. М. Василевского, "один из самых сильных документов военных лег по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряженности".

"...пора кончить отступление, - говорилось в приказе. - Ни шагу назад!" Подчеркивалось с суровой и жесткой прямотой, что надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности.

Приказ № 227 немедленно был доставлен в войска и доведен до каждого командира, бойца, политработника.

Герой Советского Союза маршал авиации И. И. Пстыго вспоминал:

- Утром четвертого августа сорок второго года командир пятьсот четвертого штурмового авиаполка майор Болдырихин вызвал к себе комсостав полка, располагавшегося под Сталинградом. Сказав нам, что получено чрезвычайное задание, и сохраняя необычное для него "каменное" выражение лица, он вручил каждому командиру по листу бумаги с типографски отпечатанным текстом. В заголовке листа крупным шрифтом было напечатано: "Совершенно секретно, по прочтении сжечь!"

- Приказываю каждому из вас, - чеканил слова Болдырихин, - немедленно построить свои подразделения, вслух зачитать этот приказ народного комиссара обороны товарища Сталина и по прочтении тут же перед строем сжечь! Исполняйте.

- Построил я свою эскадрилью - летчиков, воентехников, оружейников, мотористов, - продолжал вспоминать маршал, - и начал читать приказ номер двести двадцать семь. Помнится, что временами у меня буквально перехватывало дыхание и я вынужден был останавливаться - так неожиданно-впечатляющи были слова приказа. Мои подчиненные стояли не шелохнувшись и, казалось, не дышали...

Понимая, что сразу осознать всю глубину и важность содержания приказа невозможно, а его необходимо тут же уничтожить, я прочел вслух его еще раз. Потом вызвал из строя летчика Батракова, скомандовал ему: "Зажигай спичку" - и перед строем сжег этот исторический приказ...

- Должен сказать, - задумчиво говорил Иван Иванович, - что влияние приказа двести двадцать семь на всех было огромным, потрясающим. Вспоминая этот эпизод, я до сих нор волнуюсь и переживаю его, как тогда. Все слова приказа и команда "Ни шагу назад!" воспринимались каждым как обращенные лично к нему, требовали решительных действий. И такие действия тут же последовали.

Беспощадно-правдиво показывая тяжелое положение страны, приказ № 227 весьма оптимистично говорил о пашем героическом тыле как о реальной базе грядущей победы над врагом.

Советский народ выиграл ценой неимоверных усилий блестяще организованную и проведенную Коммунистической партией битву за сохранение военно-промышленного потенциала страны.

Из цехов новых крупных заводов авиационной и танковой промышленности, центров по производству артиллерийского и стрелкового вооружения и боеприпасов, созданных на Востоке страны, непрерывным потоком шла на фронт военная продукция.

К началу Сталинградской битвы эвакуированные в Заволжье авиационные предприятия во главе с заводом № 18, полностью развернув свои производства, систематически наращивали выпуск "илов". Во всех формировавшихся в то время воздушных армиях быстро росло количество штурмовых авиационных полков и дивизий. Командующий ВВС главный маршал авиации А. А. Новиков вспоминал:

"...В Сталинградскую операцию мы основную ставку делали на штурмовики - и не ошиблись. Непогода сильно ограничивала применение бомбардировщиков, но "илы" действовали почти каждый день. Сопровождая танки и пехоту, они огнем своего мощного бортового оружия, бомбами и реактивными снарядами крушили вражескую оборону не только на передовой, в тактической зоне, а подчас действовали и в более глубоком тылу противника".

Но обострилась другая проблема - защиты штурмовиков от истребителей противника.

Из различных воинских частей в адрес ЦК партии и ГКО шли письма с просьбами-требованиями сделать Ил-2 двухместным. При этом в некоторых письмах прямо обвиняли С. В. Ильюшина в нежелании прислушаться к голосу фронтовиков. И хоть дело прошлое, но так как и теперь иногда встречаются неверные толкования этого вопроса, обратимся к воспоминаниям самого С. В. Ильюшина:

"Самолет был сразу спроектирован в расчете на летчика и воздушного стрелка. По этому поводу я дважды (в июне и ноябре) писал в ЦК. Последнее письмо передал 7 ноября 1940 года. Через месяц меня вызвали в Кремль проинформировать о новом самолете. Объяснил. Мне в свою очередь сказали: "Военные настаивают на одноместном варианте". Они считают, что броня сама по себе неплохое оборонное средство, зачем, мол, еще стрелок.

Пришлось доказывать обратное, но убедить не удалось. Так и начали выпускать штурмовик в одноместном варианте. Вскоре с фронта стали приходить известия: "илов" сбивают вражеские истребители. Противник, конечно, сразу же раскусил недостаточную защищенность самолета сзади. В феврале 1942 года меня вызывает И. В. Сталин. Он пожалел о прежнем решении и предупредил:

- Делайте что хотите, по конвейер останавливать по разрешаю. Немедленно дайте фронту двухместные самолеты".

Итак, ОКБ Ильюшина получило и срочно выполнило указание о разработке конструкции двухместного штурмовика как первоначального варианта этой машины. Причем Сергей Владимирович персонально отвечал за то, чтобы при внедрении в серийное производство двухместного самолета взамен одноместного не было допущено никакого снижения объема выпуска штурмовиков заводами. Выполняя это указание, завод №18 перешел па строительство двухместных "плов" в два этапа, с середины 1942 года увеличив выпуск машин. Серьезную победу в те дни одержал авиамоторный завод № 24 имени М. В. Фрунзе, освоивший серийный выпуск авиамотора АМ-38Ф с увеличенной на сто лошадиных сил взлетной мощностью.

В ряде штурмовых авиаполков и дивизий силами заводских бригад и армейского технического состава были произведены доработки одноместных "илов". В технологическом отсеке за кабиной летчика устанавливался пулемет и оборудовалось место воздушного стрелка. Первое время за стрелков летали младшие авиаспециалисты полков и нередко сбивали вражеских истребителей, привыкших безнаказанно подходить к "илам" сзади. Об этом свидетельствуют маршал авиации С. И. Руденко, генерал-полковник авиации Ф. П. Полынин и другие участники событий.

Памятник самолету Ил-2 в ОКБ им. С. В. Ильюшина (Москва)

Постепенно улучшалась и защита штурмовиков нашей истребительной авиацией, мощь которой непрерывно росла.

Кроме этих очень важных мероприятий во многих штурмовых авиаполках шел творческий поиск наиболее эффективных тактических приемов нанесения штурмовых ударов по наземным целям, а также защиты от истребителей противника. Поначалу этот поиск носил случайный характер, замыкался внутри полка. Поэтому отдельные тактические находки подчас оставались неизвестными другим авиаполкам и там их "открывали" заново. Требовался обмен боевым опытом, и первой на это требование времени отозвалась фронтовая печать. Вначале это были заметки и очерки об успешном выполнении боевого задания отдельным штурмовиком или группой "илов". Затем стали появляться инициативные, а еще позже и "заказные" статьи, освещающие тактические приемы лучших летчиков-штурмовиков. Но, пожалуй, наиболее эффективной формой обмена боевым опытом стали военно-технические конференции авиадивизий и более крупных авиационных соединений. Как правило, конференции были тематическими и готовились заранее. Так, уже в конце 1941 года 1-я запасная авиабригада подготовила и провела совместно с авиазаводами и командованием штурмовой авиации первую военно-техническую конференцию в Куйбышеве. В докладах и выступлениях, прозвучавших на этой конференции, давалась положительная оценка самолету Ил-2 по результатам его боевого применения, указывались его конструктивные недостатки, из которых основным было отсутствие воздушного стрелка, предъявлялись обоснованные претензии к некоторым производственным огрехам "илов", выявившимся на фронте. Живое, личное общение людей, создававших советскую штурмовую авиацию - конструкторов и производственников, командного и летно-технического состава штурмовых подразделений, - было очень важно.

На военно-технических конференциях в штурмовых авиадивизиях чаще всего говорилось о взаимодействии штурмовиков с наземными войсками, а также с истребителями прикрытия. Рассказывая об одной из таких конференций, главнокомандующий ВВС, дважды Герой Советского Союза, маршал авиации А. Н. Ефимов отмечал:

"Много внимания уделили на конференции тактике действий истребителей. Все-таки часто оставляли они штурмовиков без прикрытия. То они опоздают с вылетом, то потеряются на маршруте или уйдут за облака и там без прямой необходимости вступят в бой с противником, а на штурмовики в это время наваливается другая группа "мессершмиттов" или "фокке-вульфов". ...

Штурмовики переживали, когда у них на глазах огненной кометой летел к земле наш истребитель. В такой момент самим хотелось вступить в воздушный бой с противником, что, кстати сказать, мы и делали. ... Так что совершенно неправильна точка зрения, будто бы штурмовики при необходимости не могли вести активные наступательные воздушные бои из-за недостаточной маневренности Ил-2. Когда нам не мешала бомбовая нагрузка и не оставалось иного выбора, мы вели успешные воздушные бои, но главной нашей задачей были действия по наземным целям".

К превеликой досаде лейтенанта Петрова, легкая простуда, полученная им еще в первые дни разгрома немцев под Москвой, во время перебазирования полка на Калининский фронт переросла в пневмонию, и он с высокой температурой, в бреду, попал в госпиталь.

Размещался госпиталь на берегу реки в старинном доме - бывшем имении одного из царских сановников. После революции здесь организовали школу крестьянской молодежи, а потом - сельскохозяйственный техникум. Теперь этот просторный дом населяли раненые и больные воины.

Первые несколько суток в госпитале для Ивана были особенно тяжелыми. Кошмарные сновидения сменялись забытьем. Потом началось возвращение к жизни, появилось желание поделиться радостью с родными, с Таней. Здесь на помощь Ивану пришел сосед по палате Сергей Озеров, оптимист и жизнелюб, тоже летчик, правда истребитель.

Его простреленная нога еще была в гипсе и бинтах, но он уже считал себя "на выданье" и, ловко обращаясь с костылем, был постоянно в движении.

- Письмо? Это мы, браток, организуем моментально, - живо отреагировал Сергей на просьбу Ивана. - Письмо для фронтовика - дело святое, сам знаю, - приговаривал он, приспосабливая на кровати Петрова фанерную дощечку с прищепленным к ней листом бумаги.

Иван резво принялся за письмо, но одолеть его в один прием не смог. Примерно на середине листка он почувствовал страшную усталость и... заснул.

И все же молодость и природное здоровье брали свое. Прошло еще несколько дней - и Петров обсуждал с Озеровым фронтовые новости. Оказалось, что Сергею приходилось дважды сопровождать штурмовиков в боевых вылетах. Ори этом один раз истребители потеряли "илов" - была значительная облачность, а радиосвязь еще не отработали. А во втором вылете Озеров был ранен.

Этот разговор прервался самым неожиданным образом - до комнаты летчиков донеслись звуки рояля. Неизвестно, где и кто пробовал подобрать мелодию песни "Золотой огонек"... Уже окрепший, Иван поспешил на звуки и попал в большую комнату. Здесь, в углу, отгороженном медицинскими шкафами, стоял рояль. Солдат с забинтованной левой рукой осторожно нажимал на клавиши, извлекая робкие звуки. Рядом стояли и сидели несколько раненых, сочувственно наблюдая за попытками товарища.

Смутившись, солдат уступил место за роялем Петрову. Иван взял ряд беглых аккордов и дал волю пальцам... Он сыграл несколько простых пьесок, чувствуя, что рояль звучит все увереннее.

Но вот разминка закончена, и после небольшой паузы зазвучала "Лунная соната"... Музыка заполнила комнату, растеклась по всему дому. Ходячие раненые потянулись в комнату и устроились между койками, подсели к лежачим, стояли в коридорах. Главный врач, он же хирург, еще не снявший шапочку после операции, другие врачи, сестры и какой-то раскрасневшийся от мороза приезжий военный в халате, накинутом поверх мундира, - все молча стояли в закутке около шкафов и слушали музыку.

Последний аккорд. Тишина. И вдруг ее оборвали аплодисменты - все благодарили Петрова за проникновенную игру.

- Вот теперь убедили - вижу и слышу, что вы, лейтенант, отлично справились со своей болезнью. - Главный врач обнял Ивана. - Кстати, - обратился он к приезжему военному, - вот вам и первый материал для газеты, познакомьтесь, - представил он Петрова корреспонденту.

Собкор тут же увлек Ивана "для небольшой беседы".

В соседней комендатуре Петрову сказали, что всех возвращающихся в свои части летчиков приказано направлять в Калинин, в штаб. А в штабе его поздравили с очередным званием - "старший лейтенант" - и выдали пропуск на военно-техническую конференцию их авиадивизии, открывавшуюся на другой день. На вопросы Петрова, где находится его полк и когда он сможет туда выехать, инспектор сказал, что Иван наверняка встретит на конференции командиров из своего полка и там все узнает.

"Какая может быть конференция в такое горячее время? - недоумевал Иван. - Воевать надо, а не заседать", - думал он, идя по указанному адресу и предвкушая радость встречи с однополчанами. Но ни в вестибюле, ни в регистратуре никого из их полка не было, не появился никто и после перерыва. Надеждам Ивана не суждено было сбыться. Зато его отношение к самой конференции изменилось. Прежде всего Ивана поразило довольно большое количество участников - в зале собрались представители не только авиационных подразделений, но и других родов войск. Главной темой доклада, с которым выступил командир авиадивизии, было повышение эффективности боевого применения штурмовых авиаполков в условиях войны.

'Бегающий' штурмовик Ил-2. Найден на болоте Нивий мох, восстановлен в ОКБ им. С. В. Ильюшина

Проанализировав основные недостатки в действиях штурмовиков, во взаимодействии наземных войск с авиацией, полковник призвал всех собравшихся поделиться своим опытом.

Доклад не оставил равнодушным никого, и многие потянулись к трибуне. После перерыва, когда список желающих выступить был исчерпан, но председатель на всякий случай спросил: "Может быть, еще кто-то хочет сказать?" - слова попросил Петров.

- Товарищи! Дорогие товарищи, - начал Иван, с трудом сдерживая волнение. - Совсем немного довелось мне повоевать на "иле", но и за свои тридцать пять боевых вылетов я успел полюбить эту замечательную машину и поверить в нее. Да, поверить, хотя и был свидетелем гибели нескольких моих товарищей-однополчан. Конечно, на войну списывается многое, и справедливо, но мне думается, что мы могли бы избежать значительного количества потерь штурмовиков, если бы воевали грамотнее.

Последние слова летчика вызвали такой шум в зале, что председатель вынужден был попросить тишины. Иван понял, что, сделав столь категоричное заявление, должен или тотчас же его подтвердить, или бежать с трибуны...

- У штурмовиков два основных врага: истребители и зенитки противника, - продолжал старший лейтенант. - И если первое время мы штурмовали защищенный объект в лоб, нахрапом, прорываясь сквозь заградительный огонь и страдая от него, то теперь начинаем действовать умнее - стараемся подавить вражеских зенитчиков: это снижает наши потери. А что делать с истребителями противника, которых в воздухе еще очень много и которые давно разгадали слабое место "ила" - его незащищенную заднюю полусферу? Я полагаю, что здесь нам поможет правильное, наиболее эффективное построение групп штурмовиков в воздухе, этакое боевое каре...

- К своему стыду, - продолжал Петров, уже уловив интерес к своему выступлению, - я только на днях узнал, что у наших истребителей применяется боевой маневр "карусель", когда их много, и действует формула "Прикрой меня", когда атакует пара "ястребков". Уверен, что если мы научимся встречать вражеских истребителей, построившись в оборонительный круг, когда каждый штурмовик прикрывает хвост самолета, летящего впереди, то поразить нас "мессерам" будет трудно.

Последние слова Иван произносил уже не с трибуны, а рисуя на классной доске мелом предлагаемую им схему построения штурмовиков.

- Конечно, это только предложение. Может быть, в другом полку уже так и делают, я не знаю... Вот и всё, - закончил выступление Петров.

Дружные аплодисменты, которыми проводили Ивана, показали, что его заботы были близки и понятны очень многим.

По окончании конференции старшего лейтенанта Петрова вызвал заместитель командира дивизии. Расспросив о здоровье, задав несколько вопросов по службе - личное дело летчика лежало тут же, - полковник огорошил Петрова вопросом-предложением:

- А не хотели бы вы, товарищ старший лейтенант, немного поучиться? - И, видя растерянное лицо Ивана, пояснил: - Командование организовало под Москвой краткосрочные курсы повышения квалификации комсостава авиационных подразделений, в частности - штурмовых авиаполков. У нас есть вакансия, и если вы не возражаете, то пошлем вас на учебу на три месяца. Это чтобы дальше воевать более грамотно, как вы вчера правильно сказали, - с улыбкой заключил полковник, пожимая руку Ивану.

"Дорогая Танюша! Снова у меня изменился адрес, и снова я долго не буду получать от тебя писем. А так хотелось узнать, как ты поживаешь, как здоровье, как твои родные. Перед выпиской из госпиталя получил письмо от мамы. Пишет, что живут они, как все, - тревогами за своих фронтовиков. Отец много работает. Сейчас я на учебе. Когда ехал, то думал, может быть, удастся заглянуть к вам, но оказалось, что это совершенно невозможно. Зато фотографией обзавелся - посылаю тебе, как и обещал. Учеба наша рассчитана на три месяца, а там видно будет. Очень прошу тебя писать мне сюда почаще.

Твой старший лейтенант Иван П. Февраль 1943 г.".

"Дорогой мой Ванюша! Вот приехала с работы, устала очень, а тут твое письмо - радость пребольшущая. Усталости как не бывало. Спасибо тебе, хотя мог бы ты и побольше о себе написать. Поздравляю тебя со "старшим лейтенантом". У меня все идет нормально, как полагается, только устаю на работе, а особенно в поезде, которым возвращаюсь с завода. Этот наш "экспресс" иногда может ползти и стоять на разъездах часами. А в "дачных" - стареньких вагончиках людей набивается битком, накурено, холодно, темно... Ну, да все это ерунда, скорее бы вы расправились с фашистами и вернулись домой. Жду тебя, этим и живу.

Твоя Татьяна. Март 1943 г.".

"Дорогая Танечка! Спешу поделиться с тобой своей большой радостью - вчера меня приняли в партию. Затянувшееся из-за частых перемещений мое хождение в кандидатах закончилось - теперь я полноправный член ВКП(б), как мой и твой отцы. Даже не верится, ведь совсем недавно был мальчишкой...

Теперь о тебе - читаю твое письмо и сердце болит за тебя. Уж если ты - такая неутомимая - устаешь до изнеможения, стало быть, нагрузка больше чем тройная. Танюша, родная, не буду призывать тебя работать поменьше - это было бы неверно, да и ты бы меня упрекнула. Но враг еще силен, и нам с ним придется еще немало побороться, пока мы его прикончим. Так что соизмеряй свои силы, не надорвись. Учеба наша закончилась досрочно, завтра в полк. Оттуда сообщу свой адрес, пока его не знаю.

Твой Иван. Апрель 1943 г.".

Иван Петров получил назначение в один из авиаполков 2-й гвардейской штурмовой авиадивизии, входившей в состав 16-й воздушной армии, в самый разгар подготовки наших войск к Курской битве. Командир полка - добродушный украинец - очень тепло принял Ивана. А когда узнал, что тот успел понюхать пороху, то с удовольствием назначил его начальником воздушно-стрелковой службы полка.

Этот полк уже имел около двух десятков двухместных "илов", и Петров тоже стал владельцем новенькой двухместной машины,с хвостовым номером "13". Воздушным стрелком к нему определили сержанта Георгия Танаки, который, знакомясь с Петровым, заявил:

- Товарищ старший лейтенант, очень прошу вас называть меня просто Жора. Я ведь из Одессы, с Дерибасовской, а у нас там любят, чтобы все было коротко и ясно...

При более подробном знакомстве выяснилось, что Жора окончил курсы стрелков-радистов, немного воевал, летая на ближнем бомбардировщике Су-2.

- Я выпрыгнул с парашютом из горящего Су-2 и попал в этот полк, - весело рассказывал сержант Петрову, - а когда оказалось, что на штурмовике еще не оборудовали для меня кабину, сказал командиру: ничего, пока буду работать оружейником, а когда придут к нам двухместные "илы", не забудьте, пожалуйста, что первым воздушным стрелком на очереди стою я.

Но в полку было много и молодых летчиков, которым здесь, на фронте, в период затишья необходимо было привить основные навыки штурмовиков. Значительная часть этих забот легла на Петрова. Очень обрадовался Иван "Временному наставлению для штурмовиков", которое вручил ему командир полка. Оказалось, что это пособие, вобравшее в себя боевой опыт, накопленный штурмовиками, разработано под руководством генерала С. И. Руденко, когда он был заместителем командующего 8-й воздушной армией. С удивлением, удовольствием и некоторой гордостью Петров прочел в наставлении подробное описание оборонительного круга - боевого построения штурмовиков, до которого недавно додумался и сам...

Эскадрильи полка, где теперь служил Петров, осваивали наставление. Разбирая ту или иную рекомендацию инструкции, Иван развивал у своих подчиненных стремление к творчеству при выполнении боевых заданий. С его активным участием двухместные штурмовики так распределили по эскадрильям, что они стали дополнительной защитой строя одноместных машин.

Все больше "илов" выпускалось с рацией на борту. Это облегчало руководство эскадрильями штурмовиков с земли и командование внутри эскадрильи, но требовало дополнительных тренировок по овладению радиостанцией.

В самый канун Курской битвы во 2-й гвардейской авиадивизии прошла военно-техническая конференция.

Причем с докладом выступил командующий 16-й воздушной армией генерал С. И. Руденко. Обрисовав обстановку на этом главном теперь участке борьбы с гитлеровцами, генерал настоятельно потребовал тщательно готовиться к предстоящим боям. Командующий подчеркнул, что максимум внимания необходимо сосредоточить на отработке действий больших групп штурмовиков, налаживании радиосвязи с КП и между самолетами. Следовало учитывать и то, что в предстоящих сражениях наряду с повседневной поддержкой наземных войск штурмовая авиация будет участвовать в массированных ударах по соединениям врага.

В заключение Руденко сообщил, что в ближайшие дни во все штурмовые полки поступят новые противотанковые авиабомбы, обращению с которыми необходимо срочно научиться. Он распорядился, чтобы от каждого полка были выделены один-два экипажа и группа оружейников для освоения новой авиабомбы на учебном пункте.

Когда инструктор подвел представителей авиаполков, прибывших на учебу, к столу, на котором аккуратным рядком лежало с десяток маленьких, прямо игрушечных бомбочек, все явно разочаровались.

- Вот эти огурчики и есть грозная новинка военной техники? - не скрывая иронии, спросил Жора Танаки, вызвав смех товарищей.

- А вы погодите смеяться. Недаром ведь говорят: мал золотник, да дорог, - заметил инструктор. - Противотанковая авиабомба - ПТАБ - конструкции инженера Ларионова принята на вооружение вот в таком виде. Вес ее всего полтора килограмма. В основе секрета эффективности ПТАБ лежит кумулятивное, то есть направленное действие заряда, горящего при очень высокой температуре. Все мы знаем, что луч солнца, сфокусированный с помощью стеклянной линзы или зеркального рефлектора, легко прожигает лист бумаги. Вот и здесь струя раскаленных газов ПТАБ, сфокусированная внутренним рефлектором - специальной выточкой в ее заряде, - прожигает броню танка, - растолковывал инструктор. - Действие ПТАБ можно сравнить с действием газосварочной горелки, которая своим пламенем режет толстые листы металла. Только струя раскаленных газов этой бомбочки много мощнее пламени газовой горелки. Если кого-то заинтересуют данные, скажу, что газовая Струя ПТАБ имеет скорость, близкую к первой космической, и удельное давление во много тысяч атмосфер. В течение нескольких секунд такая бомба способна прожечь насквозь броневой лист в два, а то и в три пальца толщиной.

Инструктор разрешил слушателям осмотреть ПТАБы, к которым у них уже начало меняться отношение, а затем продолжил:

- В бомбоотсеки штурмовика Ил-2 ПТАБ загружаются в несколько рядов на створки бомболюков. На одном самолете размещается около двухсот таких бомб. Высыпаются они сразу же после открытия створок бомболюков. Один штурмовик, летящий на высоте порядка ста метров, накрывает ПТАБами на земле полосу шириной пятнадцать - двадцать и длиной около семидесяти метров. Как видите, вероятность попадания в танк, находящийся в этой полосе, хотя бы одной бомбочки - довольно высокая. Ну, а тактику наиболее эффективного применения ПТАБ вам придется отрабатывать самим в боях, - закончил пояснения инструктор.

5 июля 1943 года под Воронежем ПТАБ обрушили на танковые колонны гитлеровцев летчики 291-й штурмовой авиадивизии полковника А. Н. Витрука. За день эта дивизия уничтожила до 30 "тигров" и "пантер".

Памятник самолету Ил-2 в г. Воронеже

В 225-й штурмовой авиадивизии первым "испробовать" действия ПТАБов поручили старшему лейтенанту Григорию Рогачеву. Опробование прошло успешно, вскоре он со своей группой "илов" обрушил уже многие сотни этих бомбочек на скопление вражеских танков в районе Саймонова. Фотоконтроль штурмовки зафиксировал полтора десятка танков, горящих жаркими смоляными кострами.

На смену группам самолетов 225-й шад в район наступления 63-й армии вылетели "илы" 3-го штурмового авиакорпуса генерала М. И. Горлаченко. Они также успешно применяли ПТАБы и громили гитлеровцев. Конечно, в первые дни боевого применения нового оружия всех особенно интересовала его эффективность. Полученные данные тщательно фиксировались и докладывались командованию. Вот примеры таких донесений из штаба штурмовой авиадивизии:

"15 июля 1943 г. 4 экипажа 614-го Курского авиаполка штурмовали танки противника (среди них 8 "тигров"), которые контратаковали наши войска на юго-западной окраине Подмаслова. Экипажи сбросили ПТАБ. На земле горело 7 танков, в том числе 4 тяжелых".

"16 июля 1943 г. 23 экипажа 810-го авиаполка в районе Подмаслова, Федоровки, Филатова помимо других типов бомб сбросили 2700 ПТАБ. Уничтожено 17 танков".

В считанные дни боевая эффективность ПТАБов была заслуженно признана весьма высокой. Тактика боевого применения этой бомбочки особенно удачно сочеталась с тактикой боевых действий штурмовиков Ил-2. Начиная с Курской битвы два этих вида оружия с неизменным успехом действовали "сообща" до самого конца войны.

Безусловно, центральной фигурой в штурмовой авиации был летчик. Он завершал трудный и длительный процесс подготовки штурмового удара по врагу. Он реализовывал усилия тысяч человек, как работающих в тылу - строивших самолеты, изготовлявших его вооружение, - так и обеспечивавших их эксплуатацию на фронте. Именно от мастерства летчика и его помощника - воздушного стрелка - во многом зависел успех выполнения того или иного боевого задания.

Но давно сказано, что война - это работа, тяжкий труд, причем не только тех, кто непосредственно сражается с врагом, но и тех, кто эти сражения готовит. Готовит тут же, неподалеку от поля боя, в любую погоду, в любое время суток. По штатному расписанию в наземный экипаж каждого "ила" должны были входить механик самолета, моторист и оружейник. Практически из-за постоянной нехватки кадров штурмовик нередко обслуживали двое: механик и оружейник. Механик - хозяин самолета на земле - отвечал за постоянную готовность штурмовика к боевому вылету. Обеспечение безотказной работы мотора, шасси и управления, заправка самолета горючим, а также устранение неисправностей и повреждений агрегатов самолета - эти заботы круглосуточно не покидали механика. Не знал он покоя и в те часы, когда его самолет улетал на боевое задание. Здесь к нагрузкам физическим добавлялся гнет ожидания...

Снаряжение штурмовика боекомплектом и обеспечение безотказной работы всех установок его мощного вооружения было делом оружейника. Простое слово - "боекомплект", но сколько труда, пота, напряженного внимания и сноровки требует от человека его обеспечение!

Серьезно вооружен "ил": до 600 килограммов бомб, восемь РС-82 или четыре - РС-132, две пушки ВЯ калибра 23 миллиметра со 150 снарядами на каждую пушку, два пулемета ШКАС и к ним - 1500 патронов, крупнокалиберный пулемет с патронами у воздушного стрелка. Все это крушило военную технику врага, уничтожало захватчиков на всех фронтах. И везде за шквалом победных штурмовок "илов" стояла скромная фигура оружейника.

Нередко эта многотрудная работа доставалась не только крепким мужчинам, но и женщинам. Так, например, случилось, что двенадцать девушек-добровольцев с Урала после краткосрочного обучения в школе младших авиационных специалистов Челябинска были направлены оружейниками в 299-й штурмовой авиаполк, базировавшийся в селе Григорьевском под Тулой. Там в августе 1942 года началась воинская служба девятнадцати-двадцатилетних Августы Батуриной, Клавы Устьянцевой, Маши Рыбаловой, Зины Шарафутдиновой и еще восьми оружейниц.

Закрепили каждую за конкретным самолетом и коротко объяснили, что возвратившаяся с задания машина до тех пор не может считаться готовой к бою, пока она, оружейница, за быстротечный час-полтора не снарядит самолет полным боекомплектом. Отсюда и важность, и ответственность, и неимоверная трудность этой работы, которая полностью достается ей одной: помогать некому, людей мало, и у всех свои заботы...

- Мы скоро поняли, что работать нужно не суетясь, по установившейся технологии, - вспоминала Августа Михайловна Горельченкова (Батурина), бывшая оружейница 108-го гвардейского (ранее 299-го) шап, ныне заслуженная учительница Коми АССР, почетная гражданка города Кемь. - Порядок этот в памяти застрял на всю жизнь. Сначала готовлю бомбы - четыре "сотки": вывертываю пробки, вставляю на места взрыватели, законтриваю их, устанавливаю замки. Бомбы готовы к подвеске, но они уже опасны. Устанавливаю на крыло лебедку и прошу моториста "покрутить". Каждую поднятую лебедкой бомбу подвешиваю на замок в своем отсеке, проверяю сигнализацию и закрываю створки бомболюков. Затем так же готовлю восемь реактивных снарядов и по одному устанавливаю на направляющие балки под крыльями. Здесь лебедки нет, а снаряд весит около двадцати пяти килограммов - чем не тяжелая атлетика? Теперь нужно вставить пиропатроны в замки РС-82. Операция вроде бы нехитрая, но выполнять ее можно только голой рукой, на ощупь надо попасть штырьком в гнездо. Но вот и это готово, теперь можно заняться пушками, снарядные ящики которых заправлялись поверх крыла. Особенностью этой операции было то, что ленту со снарядами перед укладкой в ящик требовалось тщательно выровнять, - от этого зависела безотказность стрельбы. Где выровнять? Разумеется, там же - на крыле. Для этого ленту весом около восьмидесяти килограммов необходимо поднять на крыло. Но как? Разделить ленту на части? Правильно, четырьмя кусками затаскиваю ленту на крыло, соединяю, а она не слушается - скатывается с наклонной плоскости крыла. И тут снова опыт подсказывает - подстели брезент на крыло. Успокоилась страшная змея, но голые руки на морозе прилипают к металлу, кровоточат ссадины, а время летит быстрее, быстрее! После пушечных лент укладываю в ящики пулеметные и вставляю их в гнезда. Последним снаряжаю пулемет стрелка. Докладываю механику самолета о готовности вооружения. Поначалу тот кричал старшему оружейнику звена, чтобы проверили мою работу. Но вскоре стал мне доверять полностью.

- Самолет уходит на боевое задание, - размышляет Августа Михайловна, - вроде можно бы и отдохнуть. Но нет: на сегодня запланировано несколько вылетов, и надо готовить новую партию бомб, эрэсов, снарядов, чтобы по возвращении штурмовика быстрее его вооружить. А боеприпасы хотя и развезены по стоянкам, но сложены на некотором удалении от самолета. Тут уже впрягаешься сама: берешь "сотку" за стабилизатор и волоком тащишь ее по земле или по снегу к самолету. Тоже и снарядные ящики. Поднимать их одной тяжело, а по земле тащишь, как санки. Затем несешь эрэсы. Пока подготовишь боекомплект - на любом морозе жарко станет...

- Прилетели летчики с задания... - вспоминает Августа Михайловна. - Как хорошо, что возвратились все. А "мой", еще стоя на крыле, показывает мне большой палец - во! Значит, все вооружение сработало без осечки, значит, подготовленное мною оружие нанесло проклятым фрицам очередной удар! Здорово это поднимает настроение. Усталости как не бывало...

- Кончается боевой день, - задумчиво продолжает рассказ Августа Михайловна,- летчики и воздушные стрелки уходят на отдых, механики и мотористы, заправив машины и приведя их в порядок, также спешат закруглиться, и только долго еще работаем мы, оружейники. Кроме штатного снаряжения самолета вечером надо снять со штурмовиков пушки и пулеметы, вычистить их, смазать и установить на места. Днем, во время боевой работы, это делать некогда. Работаем в темноте, с переносной лампой. Но легко сказать - снять пушку ВЯ. Весит она около семидесяти килограммов, да и подходы непросты. Здесь уж техник по вооружению эскадрильи организует групповую работу нескольких оружейников, и мы по очереди обслуживаем машину за машиной... Наконец "урок" на день выполнен. К полуночи добираемся мы до своей соломки в землянке и, едва успев пожелать друг другу спокойной ночи, засыпаем.

Комэска Петрова ко времени Курской битвы нельзя было назвать неопытным штурмовиком. На его счету было уже около полусотни боевых вылетов и много уничтоженной вражеской техники. Теперь он воевал грамотно, расчетливо, а вот при атаке группы "тигров" оплошал. Правда, встретились они несколько неожиданно. Штурмовики Петрова летели в указанную разведкой балочку, где должны были стоять замаскированные вражеские танки. Но те уже вышли из своей засады...

В целом атака прошла успешно - на поле дымилось несколько "тигров". Но снаряд из пушки замыкающего колонну танка угодил в мотор петровского "ила", разворотил носовую часть самолета. Штурмовик комэска плюхнулся на "пузо" среди вспаханного гусеницами танков поля, подняв большое облако пыли.

Петров с трудом вылез из кабины на крыло и крикнул своему стрелку:

- Жора, ты жив? Выскакивай быстрее, запалим машину да, может быть, схоронимся вон в тех кустах до темноты.

- Где тут схоронишься, когда кругом одни гады, - донеслось из кабины стрелка. - Разрешите, товарищ старей лейтенант, я уж лучше подожду здесь. Подойдут - так напоследок жахну по ним из своего пулемета. Боекомплект ведь у меня целехонек.

- А машину, значит, фрицам подарим? - жестко проговорил летчик. - Нет, так не пойдет. Или ты забыл приказ? А ну вылазь быстро!

Стрелок выполнил команду. И в это время над упавшим "илом" с ревом пронесся какой-то самолет. Петров и Танаки инстинктивно прижались к своей машине.

- Да это же наш, "девятка" Борисова! - вглядевшись, крикнул Петров.

- Он самый, - узнал и стрелок.

- Делай, как я, - скомандовал Петров, - да поторапливайся!

Старший лейтенант сбросил парашют, раскрыл его и белым шелком забил свою кабину, предварительно достав оттуда ракетный пистолет. Стрелок, повторяя действия командира, одновременно следил за улетевшим самолетом. Вдруг лицо его осветилось радостью.

- Глядите, глядите, командир, - вскричал Жора, - "девятка" садится, села, катится сюда, к нам, бежим скорее!

- Беги, я сейчас! - Петров соскочил на землю и, отвернувшись, выстрелил из ракетницы в шелк парашюта. Огонь занялся мгновенно, столб пламени тянулся к небу. Теперь быстрее к севшему в поле штурмовику. Но в это время из-за кустов, где он надеялся укрыться, вышла группа фашистских солдат с автоматами наперевес.

"Эх, не успеть", - едва подумалось летчику, как в воздухе появился еще один штурмовик и пулеметной очередью отсек гитлеровцев: они залегли.

Тем временем Жора и Петров подбежали к самолету, и Борисов, поднявшись над кабиной, крикнул что было мочи, перекрывая шум работающего на малом газу мотора:

- Залезайте, быстро!

Петров и стрелок забрались в гондолы шасси. Завращались колеса, взревел мотор, и штурмовик взлетел, преследуемый огнем вражеских автоматчиков...

Памятник самолету Ил-2 в г. Новороссийске

Недолог путь. Немного не дорулив до стоянки, "девятка" Борисова останавливается. Два воентехника подбегают к машине и видят, как из левой гондолы шасси вылезает темно-серый от пыли человек. Он отряхивается, громко чихает и бежит к правой гондоле, крича:

- Приехали, товарищ командир, дома мы!..

Но никто не отзывается. Стрелок и техник забираются в гондолу и осторожно выносят оттуда Петрова. Ноги его в крови. Только тут летчик открывает глаза.

- А где же Борисов? - тихо спрашивает он. - Позовите Николая...

Борисов, спеша выбраться из кабины, отстегивает парашют, прыгает на крыло и... одной ногой проваливается в сквозную пробоину в обшивке. Чертыхнувшись, он с трудом вытаскивает ногу из рваной пробоины и, соскочив на землю, бежит к Петрову.

- Здесь я, Ваня, - склоняется он над раненым.

- Спасибо, друг... И за стрелка моего спасибо... - чуть слышно говорит старший лейтенант.

- Не надо, Ваня, не надо, что ты. - Борисов осматривает ноги командира, морщится, как от собственной боли.

- Здорово ты сработал, - пытается бодро произнести Петров, но голос его срывается. - Вот... обезножил я, крови много потерял...

- Это все пустяки, - успокаивает Борисов, - кости у тебя целы - ведь удержался ты на ногах даже во время посадки, так что не горюй, скоро залечат твои раны.

Подъезжает санитарная машина. Медики укладывают Петрова на носилки и вносят в кузов.

- Возвращайся скорее, Ваня! Наши-то ведь наступают, а ты сам говорил, что у солдат наступающей армии раны заживают быстрее. Будем ждать тебя! - кричит на прощание Николай.

Только-только санитарная машина уехала, как к самолету Борисова подкатил грузовик-тягач. Вышедший из кабины майор - заместитель командира полка, - увидев Борисова, спросил недоуменно:

- Ты здоров, Николай? Так кого же увезли санитары?

- Товарищ майор, санитары увезли летчика Петрова.

- Откуда же здесь взялся Петров? Где его самолет? - еще более удивился майор.

- Машину комэска сбили, Петров ее сжег. А его самого и стрелка я вывез с той стороны. Только вот не повезло Петрову - ранило его в ноги.

Майор порывисто подошел к Борисову, обнял его:

- Ну, молодец, дружище, спасибо тебе. Пойдем, сам Доложишь начальству.

- Хорошо, товарищ майор, только разрешите мне сказать несколько слов заводскому инженеру. Вот он идет сюда. А то мою машину фашисты изрешетили... Товарищ Руденко, подойдите, пожалуйста, к моей машине, - позвал Борисов заводского инженера и, когда тот подошел и поздоровался со всеми, продолжил: - Слушай, друг, пробили крыло снарядом - видишь? А лететь надо. Как бы поскорее залатать рану? Мы с техником поможем, если надо...

Руденко подлез под крыло, осмотрел повреждение и тоном врача, ставящего диагноз, произнес:

- Пробит бомбовый отсек. Повреждены балка подвески и механизм открытия створок бомболюка. Ремонт сделаем, но повозиться придется порядочно. Пусть техник закатывает машину вон туда, в укрытие.

- Сегодня сделаете? - снова обратился к инженеру Борисов. - Очень прошу, земляк...

- Сейчас ребята на двадцать третьем номере работают, там дел еще много.

- Но все же постарайтесь как-нибудь, пусть ребята подлатают мою машину...

- Да что ты меня, как дивчину, уговариваешь, - рассердился Руденко, - торговлю здесь затеял. Сделаем, затем мы здесь и находимся... Прикажи везти свою машину к нам на стоянку.

На всех фронтах Великой Отечественной войны техническому составу авиаполков, заводчанам, находившимся в воинских частях, хлопот по восстановлению поврежденных в боях штурмовиков хватало с избытком. И, как правило, их нелегкий труд увенчивался успехом - раненые "илы" возвращались в строй. Только ремонтные бригады завода № 18 восстановили в полевых условиях около шести тысяч "илов". Некоторые из них ремонтировались по нескольку раз. Все это так, но было бы несправедливо не сказать и о том, что в жарких схватках с противником немало было и безвозвратно потерянных штурмовиков. Великолепный бронекорпус "летающего танка" во многих, порой невероятных ситуациях спасал жизнь экипажу, хотя самолет выходил из строя окончательно.

...Бывший летчик-штурмовик, командир 893-го штурмового Краснознаменного Витебского авиаполка Герой Советского Союза маршал авиации Иван Иванович Пстыго рассказывал о таком случае.

Под Сталинградом во главе эскадрильи 504-го шап ему пришлось вести бой с большой группой "мессершмиттов". Очередь пушечных снарядов противника угодила в основание воздушного винта "ила". Самолет, лишившись винта, упал па провода линии электропередачи, порвал их и "приземлился". Летчик остался жив, но от сильного удара потерял сознание.

Все это произошло на пути к расположению авиаполков 226-й шад, куда направлялся заместитель командующего 8-й воздушной армией генерал С. И. Руденко. Он и стал очевидцем падения самолета Пстыго, а также того, как гнавшийся за "илом" вражеский истребитель в горячке боя не рассчитал свой маневр, зацепился крылом за мачту линии электропередачи и разбился.

Шофер и адъютант Руденко извлекли из кабины самолета окровавленного, потерявшего сознание Пстыго (у него лямками привязных ремней при ударе содрало кожу с бедер) и привели его в чувства. По дороге в медсанбат комэск вначале попытался бежать из автомобиля спасителей - ему показалось, что оп попал в плен. А затем, окончательно придя в себя, доложил генералу данные разведки, собранные во время этого необычного полета. Доставив летчика к медикам, Руденко поздравил Пстыго со вторым рождением, пожелал быстрейшего выздоровления, поблагодарил за разведданные и сказал, что распорядится, чтобы разбившийся "мессер" записали на его счет.

Можно сказать, что и падение самолета Пстыго, и эпизод с самолетом, описанный нами, - случаи типичные. Но происходило и необычное, исключительное.

В период Курской битвы группе из шести штурмовиков Ил-2, принадлежавших 621-му шап, пришлось вести неравный бой с одиннадцатью истребителями "Фокке-Вульф-190". Комэск капитан А. И. Сироткин, построив свои штурмовики в оборонительный круг, отбиваясь от яростных атак "фоккеров", на малой высоте уводил группу на нашу территорию. Однако случилось непредвиденное: Сироткин и его ведомые увидели, что "фоки" неожиданно начинают атаковать их в лоб, построившись так же, как и штурмовики, но летя правым кругом. Проносясь на встречных курсах рядом с "илами", вражеские истребители вели непрерывный огонь из пушек и пулеметов. Это был новый тактический прием врага.

Натуральный макет Ил-2 в г. Волгограде

Штурмовик Сироткина оказался подбитым - пушечные снаряды разбили боковины фонаря его кабины. Осколки броневого стекла сильно поранили лицо и голову летчика. К счастью, глаза остались целы. Самолет кренился влево и не слушался элеронов - их заклинило. Малая высота не дала возможности комэску выправить полет поврежденной машины, и она левым крылом зацепилась за землю. Видимо, штурмовик падал со сносом, после первого удара крылом получил вращательный импульс и "покатился" по земле, как говорят, тарелкой. Ударился носом, затем правым крылом, хвостом... При этом от самолета отламывались сначала крылья, затем хвост, и это в какой-то мере смягчило удар о землю броне-корпуса с экипажем.

Сироткин с трудом выбрался из кабины и помог вылезти раненому еще в воздушном бою стрелку. Самолета, их традиционной голубой "пятерки", не существовало. Зарывшись в землю носом, лежал бронекорпус с погнутым винтом и помятым центропланом, а в стороне от него, по пути "качения", валялись крылья, хвост и другие, мелкие детали...

Недалеко от места падения самолета Сироткина на передовую следовали наши танки. Одна машина отделилась от группы и остановилась возле Сироткина и его стрелка (они, помогая друг другу, перевязывали раны). Из танка выпрыгнул офицер, осмотрел раненых и, видимо удовлетворившись их состоянием, хлопнул по плечу Сироткина:

- Ну, капитан, должно быть, тебе в бою смерть не уготована. Видели мы, как кувыркалась твоя машина, и подъехали сюда, чтобы забрать документы и сообщить о вашей гибели. А теперь извини, некогда нам, желаю скорого выздоровления. Я сейчас по радио вызову к вам санитаров, ждите, - крикнул он уже с борта своей машины и укатил, помахав на прощание рукой.

Так закончился 19-й боевой вылет летчика-штурмовика Л. И. Сироткина на двухместном штурмовике Ил-2, построенном заводом № 18. Первый, одноместный "ил" еще дольше служил Сироткину. После одного из боев под Сталинградом Александр Иванович посадил его в степи - так сильно был поврежден самолет. Его быстро восстановили, и Сироткин продолжал на нем воевать. Расстались они только на двадцать седьмом боевом вылете, когда от разрыва снаряда в блоках мотора начался интенсивный пожар и летчику пришлось воспользоваться парашютом.

Конечно, можно согласиться с танкистом и посчитать Сироткина счастливчиком, родившимся в рубашке. И все-таки дело здесь не столько в личном счастье или "везенье" Сироткина и других летчиком-штурмовиков, сколько в замечательных свойствах Ил-2, его живучести, а также в возраставшем умении летного и технического состава авиаполков. Глубокое знание ими самолета и его возможностей, творческий подход к тактике боевого применения штурмовика, освоение все новых, более эффективных приемов в атаке и обороне - вот что лежало в основе боевых успехов штурмовой авиации, вот что непрерывно снижало ее потери.

Дважды Герой Советского Союза, бывший летчик-штурмовик, а ныне известный всему миру летчик-космонавт Георгий Тимофеевич Береговой в своей книге "Небо начинается на земле" пишет: "Вдруг самолет тряхнуло, и мотор сразу забарахлил. Взглянув на приборную доску, я сообразил, что где-то пробита система водяного охлаждения двигателя - вода ушла. Мотор тянул с каждой минутой хуже и хуже, обороты падали. В довершение всего начало падать давление масла. Необходимо было садиться. И как можно скорее.

Подо мной, куда ни кинь, сплошняком расстилался лес; линию фронта, к счастью, я успел перевалить, но о том, чтобы дотянуть до ближайшего аэродрома, нечего было и мечтать. ... "На посадку зайду с края ближайшей опушки, и пе поверху, а под основание леса", - мелькнуло в голове в то время, как глаза уже отыскивали эту самую опушку. Сверху хорошо просматривались также и те участки, где лес был помоложе: деревья не так высоки, а стволы тоньше. <...> Я выбрал участок, где реже стволы и гуще подлесок, выжал ручку на себя и... И оказался на земле.

Я был жив и, кажется, цел, если не считать ссадин и царапин. Ремни выдержали, и я висел на них грудью в кресле кабины; и это было все, что сохранилось от моего "ила". Крылья, хвост и все прочее остались где-то там, позади, на краю опушки; лишь бронированный фюзеляж проскочил, как таран, между деревьев, оставив на их стволах все то, что приняло на себя первый, главный удар.

Я отстегнул ремни и попытался открыть фонарь, чтобы выбраться из кабины. Сделать это удалось не сразу: фюзеляж здорово деформировало. Пока я возился с фонарем, в голове неотвязно стучала одна и та же мысль: все вышло так, как было задумано".

Военная судьба Героя Советского Союза командира эскадрильи 76-го штурмового гвардейского авиаполка, входившего в 1-ю гвардейскую штурмовую авиадивизию, Николая Михайловича Малахова сложилась так, что родственники трижды оплакивали его, получая скорбные похоронки. А он всякий раз оставался жив, возвращался в строй, и снова его штурмовик крушил врага.

Впервые молодой летчик-штурмовик Малахов попал под залп вражеских зениток при штурме высоты под Таганрогом. Его разбитая, горящая машина на глазах товарищей упала в расположение врага... По докладу очевидцев на родину Малахова из полка ушла первая похоронка. Но "Ильюша", как ласково называли штурмовик летчики, спас ему жизнь. Раненый летчик попал в плен. На тринадцатый день местные подпольщики помогли ему бежать, переправили в партизанский отряд, в рядах которого Николай воевал четыре месяца, пока отряд не соединился с регулярными советскими войсками.

Памятник самолету Ил-10 в г, Лиде

Радостно встречали Малахова в родном 76-м авиаполку, где он снова занял свое место в строю штурмовиков. 122 боевых вылета па самолете Ил-2 совершил Николай Малахов за годы войны. Еще дважды был он на краю гибели, всякий раз "ил" спасал его.

Около 250 боевых вылетов на Ил-2 совершил летчик-штурмовик, командир эскадрильи 76-го гвардейского штурмового авиаполка Муса Гайсинович Гареев. О себе он говорит так: "Случалось быть в трудных переплетах, но пи разу не был серьезно раней, и группы, которые водил на задания, не имели потерь". А это - его рассказ об одном из упомянутых "переплетов":

"Мотор дает перебои. Вот он замолкает совсем. И сразу наступает непривычная... тишина. Нет и фашистских истребителей. Почему они отступили, почему не добивают?.. <...>

Теперь можно было думать о посадке. Скорость падала с каждой секундой. Машина почти пе подчинялась, и я выжимал из нее все, что только мог.

Передний край наших войск остается позади. Земля все ближе и ближе. Кругом воронки, окопы, ямы. Тут пешком шею свернешь, по то что па самолете!

И вдруг - удар, треск, скрежет. Самолет окутывает туча пыли...

Очнувшись, окликаю своего стрелка. Из кабины Кирьянова доносится слабый стон: жив! Надо помочь. Напрягаю силы, спешу к кабипе Кирьянова".

23 февраля 1945 года М. Г. Гареев стал Героем Советского Союза. Непрерывные жаркие бои не оставляли времени для торжеств, связанных с вручением наград. Так продолжалось до 1 мая 1945 года, когда всем офицерам 1-й гвардейской штурмовой авиадивизии было приказано собраться на аэродроме Растенбург.

"И вот мы построились на бетонной полосе аэродрома, - пишет далее М. Гареев в книге "Штурмовики идут на цель". - Начальник штаба дивизии полковник Н. Березовой докладывает Пруткову. Затем перед строем появляется командующий нашей воздушной армией генерал Т. Т. Хрюкин.

Поздравив пас с праздником Первого мая, командующий зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении мне звания дважды Героя Советского Союза и сердечно обнял.

- Очень рад за тебя, Муса, очень рад!

Генерал, как всегда, называл меня только по имени.

- Кому, скажи, Муса, еще в один день вручали две Золотые Звезды сразу? Редчайший случай! Может, даже единственный за всю войну! <...>

Командующий приколол к моей груди сразу две Золотые Звезды.

В полку в этот день меня тоже ожидал сюрприз. Не успели мы привести себя в порядок после дороги, как меня вызвал командир полка подполковник Д. Н. Бочко.

- Вот, Гареев, - сказал он, - не успел вручить. Недавно пришли...

В руках командир держал две коробочки: в одной из них - орден Александра Невского, в другой - Отечественной войны I степени".