Напряжение

Самолеты будущего зависели не только от создания металлургии легких сплавов, но и от того, каким будет ЦАГИ. ЦК партии, Советское правительство сделали все возможное, чтобы ЦАГИ стал подлинным центром передовой науки. А. Н. Туполев как товарищ председателя ЦАГИ и заведующий авиационным отделом с гидроавиационным подотделом был правой рукой С. А. Чаплыгина в делах разработки и утверждения проектов и в ходе строительства института-гиганта с его огромной аэродинамической трубой, гидроканалом и жилыми домами. Вспоминая та время, первый секретарь правления Союза архитектора СССР, народный архитектор СССР Георгий Михайлович Орлов, автор архитектурных проектов Днепрогэса и Братской ГЭС, особо отмечает, что Андрей Николаевич увлеченно занимался не только промышленной архитектурой, но и жилищным строительством, требовал, чтобы жилой массив ЦАГИ был красивым и зеленым.

Масштабность замыслов Туполева можно представить себе хотя бы но тому, как выбирал он площадки под застройку ряда объектов ЦАГИ. Занимался он этим с Озеровым, которого судьба привела в ЦАГИ, где его, опытного строителя-механика, захватила работа по проектированию и строительству большого испытательного водного бассейна. Он стал изыскивать необходимое место, но оказалось, что Туполев уже облюбовал Лефортовские пруды. Вместе с Озеровым он направился к водоемам. Пока они шли, Озеров внимательно всматривался в лицо Андрея Николаевича, оглядывал его фигуру, мысленно сопоставлял его с тем напористым, крепким и цепким молодым человеком, которого впервые увидел в холодном здании бывшей консистории. Туполев раздался в плечах, окреп, исчезла его юная, почти мальчишеская улыбка вчерашнего студента; иным светом засветились глаза человека, уже привыкшего управлять людьми, принимать смелые решения, не бояться ответственности. В жестах, мимике, даже в манере ходить и говорить появилось нечто неуловимо значительное, что дают власть, ответственность и жизненный опыт.

АНТ-4 (ТБ-1)

Андрей Николаевич, занятый своими мыслями, шел молча, а когда обошел пруды, вдруг хитро усмехнулся в усы и весело сказал:

- Надо забирать весь участок. Вон там, и там и этот... Да еще брать надо и поболее, чтобы было где размахнуться вам, строителям. А то упустишь - глядишь, кто-нибудь другой и захватит. Теперь стройка пойдет большая, и не только ЦАГИ.

- Что-то уже очень много...- осторожно заметил Озеров.

- Ничего не много! - рассердился Туполев. - Вот смотри - тут проложим рельсовые пути. По ним пустим буксировочную технику. Она потянет модель, а то и настоящий объект... Простор нужен.

Озеров уже слыхал, что Туполев живет с "большим замахом" - требует "захватывать" как можно больше участков земли под корпуса, дороги, склады, но он никак не предполагал, что он сам будет мерять своими ногами землю, норовя "присвоить" участки побольше.

Словно догадавшись, о чем думает Озеров, Андрей Николаевич, серьезно посмотрев на него, сказал:

- Без размаха больших дел не бывает. Революция нас учит ничего не бояться и делать свое дело широко, с заглядом вперед - на годы.

Таким широким и смелым Туполев был и во всех Других делах, связанных со строительством ЦАГИ. Он принимал деятельное участие не только в составлении, по и в утверждении проекта. Даже с позиций сегодняшнего дня видно, насколько это был хорошо продуманный, перспективный, учитывающий "фантастические работы" будущего комплексный проект. Созданный в недрах ЦАГИ, он предусматривал создание и аэродинамической и гидравлической лаборатории, и лаборатории испытания металлов, и гидроканала, необходимого для испытаний в воде моделей и объектов в натуральную величину. По убеждению Туполева, без подобной мощной экспериментальной базы нечего было бы и думать о ведущей роли ЦАГИ в развитии авиационной науки, авиационной промышленности и самой авиации.

ЦАГИ все время находился в центре внимание ЦК партии и Советского правительства. Для решения вопроса, каким быть крупнейшему в мире научному центру, была привлечена еще одна группа специалистов-проектировщиков; им тоже поручили разработать свой, независимый от проектировщиков ЦАГИ проект. В конце концов в Госплане сошлись два проекта. Какому же из них нужно было отдать предпочтение? При Госплане создали специальную авторитетную комиссию. Для Чаплыгина, Туполева и всего руководства ЦАГИ наступили тревожные дни: вдруг "пройдет" второй проект? А о нем уже было известно, что он чрезмерно упрощен и удешевлен, что авторы предложили использовать под лаборатории существовавшие на Вознесенской улице старые здания и даже кладбищенскую церковь. Немудрено, что в трудных условиях после гражданской войны столь дешевый, не требующий серьезных капитальных вложений проект показался кое-кому наиболее рациональным.

Чаплыгин, Туполев, как и все цаговцы, не на шутку разволновались: как бы "дешевый", но явно бесперспективный проект не получил признания. От этого зависело будущее ЦАГИ, а следовательно, и авиации. Вокруг двух проектов началась борьба, открылась бурная дискуссия. В ходе всестороннего обсуждения проектов Чаплыгин и Туполев, мобилизуя все свое красноречие, знакомили комиссию с широкими планами предстоявших научно-технических работ. Убежденность и доказательность, с которыми выступали руководители ЦАГИ, произвели впечатление на комиссию Госплана. Чаплыгин и Туполев говорили о намечаемых, прежде невиданных экспериментах, об установлении жизненно важных связей авиационной науки с авиационной промышленностью и действующей авиацией, причем отметили, что в стране будет гражданская авиация, и в ее рождении должен сыграть важную роль ЦАГИ.

После долгих и ожесточенных дебатов, в ходе которых не раз выступали Чаплыгин и Туполев, Госплан в конце концов принял необычно смелое по тем временам, перспективное в своей основе решение - утвердить проект ЦАГИ и, в виде особого исключения, разрешить вести в Москве большое, крупномасштабное строительство.

Победа была, казалось, полной. Но цаговцев подстерегало множество трудностей, с которыми столкнулся и Туполев. Надо заметить, что специализированных строительных организаций тогда еще не существовало, и никто толком не знал, как оборудовать гидроканал или сооружать самую мощную в мире аэродинамическую трубу, как создавать небывалое по тем временам лабораторное оборудование. Осложнялось все это еще и тем, что стройку вести нужно было самим - хозяйственным способом в условиях неудержимого падения валюты. Теперь трудно даже себе представить, что если, скажем, сегодня заработная плата была не выплачена, то на следующий день она уже не соответствовала новому курсу и денежные знаки превращались в пачки разноцветной бумаги.

- Время для начала строительства ЦАГИ было тогда очень трудное, - рассказывает Озеров, - и многим казалось невозможным осуществление задуманной стройки. Но работы начались с большим размахом и небывалыми темпами. Андрей Николаевич Туполев стал одним из руководителей стройки. Он быстро освоил особенности строительного дела и смело принимал на месте профессионально точные и ясные оперативные решения.

Однажды Озеров, занимавшийся строительством, зашел в кабинет к Туполеву, когда тот разговаривал с кем- то по телефону. Андрей Николаевич глазами показал Озерову, чтобы он сел на старый, потрепанный диван. Озеров сел и прислушался к разговору. Судя по тому, как разговаривал Туполев, на другом конце провода находился видный военачальник, который уговаривал "все бросить к черту" и заняться только торпедными катерами.

- Слыхал? - закончив разговор, обратился Туполев к Озерову. - Одним дай аэросани, другим глиссеры, третьим - самолеты. А ведь это хорошо! Значит, в люди выходим. Нужда в нас есть.

- Да, пришел конец невериям в ЦАГИ! - согласился Озеров и тут же рассказал забавную историю про не- веру-дьякона. Когда ЦАГИ стал расширяться, Озеров пришел на соседний обширный участок, занятый дьяконом, и предложил ему искать для своих огородов и сада Другое место. Дьякон невозмутимо сказал: пусть ЦАГИ строится и занимает его участок, у него нет возражений.

При этом не без иронии он заметил: "Не вы первые, не вы последние. Сколько народа уже приходило, поговорят, поговорят, а я все еще здесь живу". Дьякон, видимо, думал, что и на этот раз все обойдется, никакого строительства не будет.

Андрей Николаевич покатился от смеха, вытирая слезы, потом оборвал смех и твердо сказал:

- Все уверуют!