1918-й. Немецкие полчища движутся по крымской земле. Основной состав военного флота уходит из Севастополя в Новороссийск. С ним отплыли члены ревкома во главе с председателем Гавеном. Николай Пожаров и Никандр Зеленов срочно выехали в Москву, в распоряжение ЦК. Часть партийного актива остается в подполье. Первого мая немцы заняли Севастополь.
По указанию Ленина группа петроградских летчиков и механиков послана на юг для политической работы. Авиатора-большевика Василия Ивановича Очкина направили в Крым.
"Задача была нелегкой,- рассказывал Василий Иванович много лет спустя ленинградскому историку Ивану Яковлевичу Шатобе, - мы действовали во время немецкой оккупации нелегально. В гостинице "Кист" в Севастополе я дважды встретился с Ефимовым, куда он приезжал обедать... Из разговоров, конечно весьма осторожных, о положении в стране я понял, что Ефимов свой и хороший малый. Более откровенно говорить я, не зная его, не мог. Тем более, что он приезжал не один, а с каким-то офицером. Мне казалось, что вел он себя весьма рискованно, но сказать ему об этом я не имел права... Вскоре меня выселили из гостиницы... По пути из Крыма я был арестован и долго сидел в тюрьме в Екатерино-славе..."
Арестовали и Ефимова.
"...Мой отец, токарь Севастопольского морского завода, был членом боевой рабочей дружины,- написал более полувека спустя в своих воспоминаниях московский инженер В. С. Дробицкий.- По поручению революционного комитета он устроил у себя на квартире (Нахимовский проспект, 9) М. Н. Ефимова. У нас часто Михаил Никифорович встречался с летчиками гидроавиации, рабочими и другими товарищами. После оккупации Севастополя немцами отец и Ефимов были арестованы. Схватили и мать, но через неделю ее выпустили. Как потом выяснилось, комитет выдал провокатор..."
Газеты, считавшие своей обязанностью информировать читателей о каждом более или менее значительном событии в жизни знаменитого летчика, не обходят молчанием и это. "Маленькие одесские новости" печатают заметку:
"Арест авиатора Ефимова.
Из Севастополя сообщают об аресте известного авиатора Ефимова по обвинению в участии в убийстве офицеров болыпевиками-матросами. Нашлись свидетели, удостоверившие, будто Ефимов свозил на автомобиле на суда арестованных морских офицеров, где их матросы расстреливали и бросали в воду. Ефимову угрожает страшная кара, а в лучшем случае каторга. 6 июня 1918 г.".
Но, сообщая все это, газета, конечно же, многого недоговаривает. Не пишет она, например, о том, что, когда только еще распространился слух о движении немцев на Украину, контрреволюция в Севастополе воспрянула духом, начала готовить тайный заговор, вынашивая планы переворота. Высшее офицерство флота подготовило списки людей, которых с приходом немцев надлежало уничтожить немедленно. Не пишет газета и о том, что матросам удалось узнать об этих планах офицерства и даже раздобыть списки. Не говорит она о справедливом возмущении моряков, желании поразить врага, занесшего руку для предательского удара в спину.
Сдержать лавину стихийного матросского гнева, сплотить людей на более организованную борьбу в тот момент в Севастополе было некому: большинство коммунистов ушло с отрядами на фронты, а Центрофлот (с изрядной эсеровской и полуанархистской прослойкой) дал согласие на "ликвидацию контры". Без ведома Совета и Севастопольского комитета партии большевиков отряды матросов в ночь с 23 на 24 февраля начали "прочистку" кораблей и города, верша суд на месте*.
* (О деникинском десанте в Одессе см. в книге В. Г. Коновалова "Схватка у Черного моря" (Одесса, 1965). Kpоме обширной литературы, освещающей революционные события в Крыму и Севастополе, этой теме посвящены издания: "Борьба за Советскую власть в Крыму" (Документы и материалы в двух томах. Крым - облпартархив. Симферополь, 1957), "Моряки - за власть Советов на Украине" (Сборник документов, АН УССР, Киев, 1963).)
Левоэсеровская газета "Путь борьбы" опубликовала некоторые имена расстрелянных. Среди них - осудивший Шмидта адмирал Львов, капитан 1 ранга Карказ - предатель Шмидта, палач-городовой Синица, начальник контрразведки Гаврилов, надзиратель тюрьмы Кальбрус. Слухам об участии Ефимова в этих событиях способствовал тот факт, что многие рано утром 24 февраля видели его за рулем легкового автомобиля.
В 1918 году все машины были национализированы, в том числе и "фиат" Ефимова, который поступил в распоряжение ревкома. Большую часть своего времени Михаил Никифорович проводил в бухте Нахимова, где размещался штаб гидроавиации, но время от времени обязан был по вызову ревкома срочно являться туда на машине. Так случилось и 24 февраля, когда ревкому для проведения срочной операции понадобились максимум транспортных средств и доверенные люди.
Женя Черненко, прочитав сообщение в газете об аресте Михаила, со слезами прибежала к своему крестному, заменившему ей отца после его смерти, и стала просить помочь, посоветовать, что делать.
- Я должна его увидеть! Он погибнет!
- Как же ты его увидишь? - пытается уговорить Женю крестный Онуфрий Петрович Апостолопуло. - Кто же тебя пустит в Севастополь? Море ведь заминировано! Да и пропуска тебе не дадут. Лучше не говори никому, что ты его знаешь.
Уговоры не действуют. Женя упрямо твердит свое.
Делать нечего - решили добиваться для нее приема у немецкого коменданта и просить разрешения на свидание с Ефимовым. С Женей пойдет супруга крестного - Ольга Германовна, немка по национальности, превосходно владеющая языком оккупантов.
Всего три квартала отделяют улицу Ланжероновскую, где живет крестный, от Лондонской гостиницы, где разместилась комендатура, а Жене кажется, что идет она уже много верст, Страшно открыть дверь. Но вот они с Ольгой Германовной стоят перед самодовольным немецким генералом, развалившимся в кресле. Какое-то озлобление охватило Женю, и она сразу успокоилась.
Просьбу изложила Ольга Германовна. Генерал в упор посмотрел на девушку:
- Ви знаете, что он большевик? Может, ви тоже большевик?
- Я его люблю и должна увидеть! - отвечает Женя, И глаза против ее воли наполняются слезами. Возможно, немецкий генерал не был лишен некоторой доли сентиментальности, а может, повлияло то, что ходатайствует немка. Но Женя получает разрешение на свидание с Ефимовым - как жена.
На пароходе ее устроили в каюте буфетчика - приятеля Онуфрия Петровича. В пути до самого Севастополя по палубе расхаживал немецкий солдат, приставленный "для порядка". На берегу вооруженный конвой сдал "жену заключенного" следователю.
Следователь Букович, бывший офицер царской армии, завел с Женей длиннейший разговор, стараясь выяснить все о Ефимове. Выразил удивление, как это она ничего не знает о его политической работе. Женя возразила:
Женя повторяет, что ничего не знает, да ничего подобного и не может быть. Ефимов интересовался только авиацией.
Дни идут, Женя регулярно является к следователю, все еще только обещающему организовать свидание с Ефимовым. И вдруг на улице, перед воротами тюрьмы ее остановил немецкий солдат. Выразительно посмотрев прямо в глаза, протянул записку и сразу же ушел. Почерк Михаила! Какое-то мгновение Женей владеет испуг. Не провокация ли это? Но письмо не вызывает сомнений. Михаил просит ее быть осторожней, ничего не говорить, па квартиру к нему не ходить. Письмо еще больше взволновало Женю, и она с нетерпением ждет обещанного свидания.
Наконец-то долгожданная встреча! Но проходит она вовсе не так, как думалось. Михаил обрадовался, улыбнулся, но потом стал как-то уж очень сдержан:
- Видишь, ничего страшного, все хорошо: "казенная квартира", харч, халат, туфли. Жить можно. Но как ты решилась на такое путешествие?
Жене хочется многое сказать ему, о многом расспросить. Но стесняют нагловатые свидетели из тюремной администрации и какой-то предостерегающий взгляд Михаила. Мысли у нее перепутались. Произнесла несколько ничего не значащих фраз, а под конец просто расплакалась...
На следующий день срок Жениного пропуска истекает. Больше находиться в Севастополе нельзя.