Правая рука комиссара

Революционный вихрь захватил Михаила Ефимова, Первого мая он выступил на огромном митинге на Куликовом поле.

- Скоро во всем мире падут короны, все угнетенные восстанут! - горячо докапывал он слушателям. Ему бурно аплодируют, поддерживают одобрительными репликами. Присутствовавшая на этом митинге Е. Ф. Красницкая вспоминает: "Его слушали с большим вниманием, прерывая бурными аплодисментами. Михаил Никифорович высказывал все наболевшее, накопившееся за многие годы. Потом он мне признался: "Как я счастлив, что могу говорить с народом!""

В мае с острова Березань в Севастополь торжественно перевезли останки лейтенанта Шмидта и его товарищей, расстрелянных в 1906 году. Над могилой героев первой русской революции произносятся вдохновенные речи. Вышел на импровизированную трибуну и Ефимов. Он вспоминает о бесчинствах карателей в Забайкалье, о баррикадах в Одессе, о борцах, павших в пятом году... "Надо было послушать выступление Михаила Никифоровича, - пишет Е. Ф. Красницкая, - он так говорил, что все плакали..."

А потом Зеленов привел Ефимова на собрание, где должен был выступать новый секретарь городского партийного комитета Николай Пожаров^*, балтийский моряк, присланный ЦК по просьбе коммунистов Севастополя. Высокий, стройный, с открытым красивым лицом, Пожаров своей речью покорил и Зеленова, и Ефимова.

^* (Пожаров Николай Арсентьевич (1895-1928) - матрос второй статьи Балтийского флота, из рабочих. В 1916 г. вступил в партию большевиков. В сентябре 1917 г. направлен ЦК партии в Севастополь с задачей, по выражению Я. М. Свердлова, "превратить Севастополь в Кронштадт юга". Секретарь Севастопольского горкома партии большевиков, затем председатель исполкома, руководитель военно-революционного штаба. После разгрома контрреволюции руководил восстановлением советской власти в Крыму. Входил в Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих и крестьянских депутатов Крыма.)

Трудно приходится в городе большевикам. Их пока очень мало, каких-нибудь три сотни, а эсеров, меньшевиков, анархистов и прочих - тысячи. Но влияние большевистской горстки становится все ощутимее. Такие, как Пожаров, стоят многих. Матросы валом валят на собрания, где выступает секретарь горкома большевиков.

Ефимов становится свидетелем ожесточенной схватки Пожарова с соглашателями на Первом черноморском съезде. В наглухо застегнутой авиаторской кожанке Михаил Никифорович входит в Морское собрание вместе с Зеленовым. Здесь многое переменилось! Не так давно в этом строгом белом зале в вихре вальса кружились блестящие офицеры и нарядные дамы, а сейчас его заполняют матросские бушлаты и тельняшки. Шумно, сизо от махорочного дыма. Решается вопрос об отношении Черноморского флота к Советской власти. Пожаров не бросает громких фраз, а призывает к конкретным действиям. Вожаки эсеров и меньшевиков пытаются его сбить, запутать, но напрасно. Съезд большинством голосов поддерживает резолюцию, предложенную большевиками. Единственной властью признан Всероссийский съезд Советов и избранный им Центральный Исполнительный Комитет. Проголосовали и за роспуск предательского Центро-флота.

- Наша взяла! - радуется Зеленов. - Молодец Николай!

На трибуну поднимается делегат от ростовских рабочих. Он просит оказать помощь Ростову оружием в борьбе с казачьим генералом Калединым.

- Каледин подошел к Ростову, - говорит оратор. - Грозится каленым железом выжечь революционную заразу и в Севастополе!

В зале невообразимый шум и гам. Эсеры предлагают послать в Ростов делегацию, большевики - флотилию легких судов. Ростовчанин не выдержал:

- Послушал я господ эсеров... Что ж это получается по-вашему? Выставить против Каледина ваши резолюции вместо пушек и пулеметов?!

Ефимов, подняв кулак, вместе с другими делегатами кричит: "Позор! Позор!"

Снова выступает Пожаров и речь заканчивает словами: "Промедление с посылкой судов - измена революции..." Поднимается лес рук. Большевики победили на съезде, хоть их здесь всего четвертая часть.

"Вскоре после Октябрьской революции, в декабре 1917 года, - пишет Никандр Павлович Зеленов, - Севастопольский военно-революционный комитет, председателем которого избрали Юрия Гавена, назначил комиссаром воздушных сил летчика Качинской школы Ремезюка, я меня - его заместителем, комиссаром гидроавиации Черноморского военного флота. Но согласованию с ревкомом Михаил Ефимов был назначен флагманским летчиком гидроавиации (пилотом для особых поручений). Он был моей правой рукой, верным соратником и помощником в ликвидации контрреволюционных действий со стороны офицерства.

С Михаилом Никифоровичем мы летали по заданию ревкома ликвидировать контрреволюцию в Ялту и Евпаторию, систематически выезжали катером в Килен-бухту а на другие базы, где располагались авиационные отряды,- проверять их политическую настроенность...

Михаила Никифоровича Ефимова, старейшего летчика, высоко ценили руководители военно-революционного комитета товарищи Гавен, Пожаров, Богданов и Роменец (главный комиссар Черноморского флота) за его активное участие в борьбе с контрреволюцией в Крыму..."

Москвич, старый большевик Б. А. Румен-Поляков пишет:

"В течение 1917 года и первых месяцев 1918-го я не раз слышал выступления М. Н. Ефимова па митингах и собраниях. Он примыкал к большевикам. Помню, в беседах с товарищами в Севастополе в начале 1918 года узнал о том, что Михаил Никифорович проявляет большую активность в борьбе с контрреволюцией, он пользуется большим авторитетом среди моряков..."

Евгений Иванович Погосский дополняет представление об этом периоде: "Наши первый и второй авиаотряды не были расформированы, так как в полном составе вместе с офицерами примкнули к революционному флоту, перейдя под команду революционного комитета Черноморского флота... Миша Ефимов еще раньше примкнул к большевикам. Он оказался отличным агитатором, вел большую агитационную работу среди летчиков и матросов. Все его любили и уважали. Совершая полеты, мы помогали проведению операций против разных белых банд... Ефимов принимал активное участие в этих боевых действиях..."