Летом 1916 года на фронтах начала формироваться истребительная авиация. На армию приходится по одному отряду, в отряде - шесть аэропланов. Из Несвижа в Киев, в Авиаканц, полетела телеграмма: "Ввиду выдающихся способностей прапорщика Ефимова управлять быстроходными самолетами ходатайствую о переводе его в 4 отряд истребителей. Юнгмейстер".
Ефимов едет на Румынский фронт, в городок Меджидие, где расположился отряд. Он доволен, что попал в свою стихию. Французский авиатор Жан Дюваль, наблюдавший боевые действия русских летчиков, в эти дни пишет, что летчик-истребитель "является великим фехтовальщиком в воздухе, а самолет - его рапирой. Бой между двумя ловкими противниками объясняет все летное искусство: это ослепительная джигитовка, головокружительная карусель в смертельной дуэли... Не более чем в две секунды истребитель должен прицелиться, стрелять, сделать маневр, чтобы отбиться, и снова должен занять боевую позицию. В это мгновение проявляются ум, ловкость, глазомер, рефлективная способность, одним словом, весь человек".
Основная задача четвертого истребительного авиаотряда - не допускать авиацию противника к порту Констанца и Черноводскому мосту через Дунай - важной жизненной артерии Румынии, союзницы России.
Сохранился журнал боевых вылетов отряда за сентябрь 1916 года. В нем есть и донесения прапорщика Ефимова.
"8 сентября. Преследование неприятельского аэроплана в районе Меджидие. Высота 3000 метров. Неприятельский аэроплан, завидя погоню, скрылся.
9 сентября. Воздушная охрана моста и станции Черноводы на высоте 3000 метров в течение двух часов.
14 сентября. Воздушпая охрана Меджидие, Черновод, Констанцы. Высота 2900 метров. Отступление двух неприятельских аэропланов, шедших на Констанцу.
15 сентября. Преследование неприятельского аппарата на высоте 2700 метров. Неприятельский аппарат после минутного боя свернулся на правое крыло и круто пошел вниз.
У Черновод встретил три неприятельских аппарата, направлявшихся на позиции. Два из них... свернули с пути с большим снижением, а третий, двухмоторный, развернулся, желая принять бой. Подлетая к неприятелю на расстояние метров 200 - 300, открыл огонь из пулемета... Бой произошел на высоте 2500 метров, у самых позиций, и нельзя было проследить окончательное падение неприятельского аппарата".
Донесения о воздушных боях Михаила Никифоровича дополняет один из его однополчан:
"28 сентября. Приблизившись к Констанце, прапорщик Ефимов увидел пожар стоявших в порту вагонов-цистерн, зажженных бомбами, и заметил шесть неприятельских аэропланов. Пять из них бросали бомбы, один истребитель охранял. Прапорщик Ефимов вступил с ним в бой, другие старались окружить его. Отбив последний аппарат от Констанцы, Ефимов отправился на аэродром...
29 сентября. Встретив "Альбатрос" противника, подходящий к Меджидие со стороны Констанцы, Ефимов преследовал его и, открыв огонь, выпустил 47 пуль, затем два раза перезаряжал. Сбить не удалось, так как много времени уходит на перезаряжение..."
Сколько проклятий сыплется на голову командования и союзников за эти пулеметы, стреляющие поверх крыла! У союзников-французов и у неприятеля уже имеются пулеметные установки, позволяющие стрелять через пропеллер. Запас патронов в обойме - двести штук, а не 47, как у "Льюиса". В разгар боя враг ускользает только потому, что у тебя кончились патроны в обойме. Надо быстро отлететь в сторону, зажать ручку управления между коленями и дернуть за кольцо тросика, чтобы пулемет опустился... Затем снять обойму, вложить ее в специальное гнездо, смонтированное в кабине, вставить новую обойму и дернуть за другое кольцо, чтобы привести пулемет в нормальное положение... Каким летным мастерством должен обладать летчик-истребитель, чтобы с таким примитивным вооружением обращать в бегство противника и но быть расстрелянным во время перезарядки пулемета!
Летчикам известно, что лейтенант Дыбовский изобрел синхронизатор к мотору "Рон", позволяющий стрелять через пропеллер, но на фронте этих приборов еще нет. Немало важных и полезных изобретений отклоняется под всякими предлогами...
Да что уж тут говорить о новом вооружении, если не хватает даже старых аэропланов и запасных деталей. За них болит душа у прапорщика Ефимова - он и здесь заведует технической частью отряда.
Новоприбывший военный летчик Александр Шатерников представился командиру отряда. Тот угрюмо спрашивает:
- Аппарат с собой привезли? Нет? У нас летать не на чем. Поедете обратно в Москву, на завод, за "Ньюпором-11".
Делать нечего, пришлось съездить. Но Шатерников растерян: в Московской авиашколе на истребителях летать не учили, их там не было...
Авиаторы в гостях у профессора Н. Е. Жуковского. Сидят (слева направо): А. А. Васильев, Н. Е. Жуковский, М. Н. Ефимов, стоит (в центре) В. Н. Юрьев (будущий академик), 1911 г.
Михаил Ефимов успокаивает новичка, в котором он узнал одного из старых московских знакомых - студента, воспитанника профессора Жуковского:
- Я вас научу.
Обещание сдержано. После нескольких дней интенсивных тренировок под руководством Ефимова Шатерников чувствует, что вполне овладел машиной.
"Ефимов был очень популярен в России и славился как отличный летчик-истребитель, отличный фигурист. Так называли тогда смелых и отважных летчиков, проделывающих акробатические полеты в воздухе, - вспоминает генерал-лейтенант авиации в отставке Петр Семенович Шелухин. - ...Он отрабатывал элементы воздушного боя для зарождающейся истребительной авиации... Это было нелегким делом в то время, когда авиация только становилась на ноги и каждый полет представлял собой героический подвиг. А отрабатывать в воздухе головокружительный маневр для воздушного боя могли только единицы. По сути дела, в то время таких героических смельчаков... было только два - Ефимов и Нестеров... Затем я встречался с Ефимовым уже на Румынском фронте в 1916 году. Наши авиаотряды - разведывательный, где я служил механиком, и 4-й истребительный, где Ефимов был летчиком-истребителем, часто стояли на одном аэродроме. Там я видел его смелые и виртуозные полеты при отражении авиации противника и полеты на территорию, занятую противником, по обеспечению полетов наших разведчиков и бомбардировщиков..."