Ксидиас нервничает

Так приходит к Михаилу слава. Дельцы-импресарио делают ему одно предложение заманчивее другого. Среди них и публичные полеты в Аргентине, которые сулят заработок до семидесяти тысяч франков! Для сына простого одесского рабочего, вчерашнего электрика на телеграфе это умопомрачительная цифра. Но Михаил - в цепких когтях одесского бизнесмена. Только теперь понял он весь смысл кабального договора, подписанного в Одессе: целых три года Ксидиас будет получать огромные барыши, которые зарабатывать ему будет он, Михаил, ежеминутно рискуя жизнью. Как же избавиться от ненавистного контракта, где взять пятнадцать тысяч рублей, чтобы уплатить неустойку?

Между тем Ксидиас, информируемый своим уполномоченным Эмбросом об успехах авиатора в Мурмелоне, проявляет нетерпение. Пора Ефимова пускать в дело и выколачивать из него деньги. Он вызывает Михаила в Одессу.

Газета "Одесские новости" 2 февраля 1910 года комментирует ожидаемый приезд известного пилота:

"Полеты Ефимова показали, что при участии в состязаниях, которые состоятся в текущем году за границей, Ефимов мог бы занять видное место, но владелец аппарата (Ксидиас. - Прим. авт.)... решил вызвать Ефимова в Россию. В случае удачного полета в Одессе аэроплан будет немедленно отправлен в Петербург".

На требование банкира Ефимов отвечает просьбой смягчить условия контракта. Ксидиас взбешен. Он грозится: об отказе Ефимова вернуться в Одессу будет сообщено императорскому аэроклубу с требованием лишить его звания пилота-авиатора.

...Михаил задумчиво склонился над столом в номере гостиницы. Перед ним письмо от Полиевкта: умер отец. Горе... Не дождался батька лучшей доли... Не смог даже проститься с ним... А тут еще Ксидиас!..

Нет, он еще поборется с сильными мира сего!

На имя нового президента Одесского аэроклуба А. А. Анатры летчик направляет телеграмму;

"Нужда с детства мучила меня. Приехал во Францию. Мне было тяжело и больно: у меня не было ни единого франка. Я терпел, думал; полечу - оценят. Прошу Ксидиаса дать больному отцу 50 рублей, дает 25. Оборвался, прошу аванс 200 рублей, дает 200 франков. Без денег умер отец и без денег я поставил мировой рекорд с пассажиром. Эмброс говорит; ждите награды! Кто оценит у нас искусство? Здесь за меня милые ученики заплатили, спасибо им... Больно и стыдно мне, первому русскому авиатору. Получил предложение ехать в Аргентину. Заработаю - все уплачу Ксидиасу. Если контракт не будет уничтожен, не скоро увижу Россию. Прошу извинить меня"^*.

^* (Телеграмма опубликована в газете "Одесский листок" 14 февраля 1910 г.)

Одесские газеты размышляют по поводу конфликта Ксидиаса с Ефимовым. На их страницах - вопросительные заголовки: "Полетит ли Ефимов в Одессе?". Телеграмма авиатора становится достоянием общественности - постарались сотрудники телеграфа, сочувствующие своему бывшему коллеге.

Дело принимает серьезный оборот. Новый президент Одесского аэроклуба Анатра решил, что при любых условиях полеты Ефимова в городе должны состояться, иначе престиж клуба упадет. И он в телеграмме заверяет Ефимова: "Все будет улажено. Немедленно выезжайте".

16 февраля "Одесский листок" оптимистично заявляет:

"Полет Ефимова состоится". Под этим заголовком печатается сообщение: "После обмена телеграммами между Ксидиасом и Ефимовым достигнуто временное соглашение. Ефимов приезжает совершить один полет... Билеты уже продаются".

Ефимов и его механик Родэ погрузили аэроплан в Марселе на пароход "Мелория", а сами отправились в Россию поездом.

Одесситы устроили авиатору теплую встречу. На перроне вокзала собралось чуть ли не все железнодорожное училище, пришли сослуживцы по телеграфу, друзья-спортсмены, репортеры одесских газет. А вот и Полиевкт с детьми. Рядом Женя все с той же чуть грустной улыбкой... В лучшей гостинице города Михаила ожидает завтрак, устроенный в его честь членами аэроклуба.

В информации под заголовком "Приезд первого русского авиатора М. Н. Ефимова в Одессу" "Одесские новости" сообщают 23 февраля: "Первый свой визит господин Ефимов сделал своему бывшему начальнику на железной дороге - контролеру телеграфа Одесского отделения Юго-Западной железной дороги С. С. Набоку. С. С. Набок, между прочим, сообщил М. Н. Ефимову, что согласно его прошению он уволен с должности железнодорожного техника (надсмотрщика) и может получить причитающиеся ему от железной дороги свыше 200 рублей. Господин Ефимов уполномочил своего бывшего начальника внести эти деньги на просветительные цели - в фонд железнодорожных училищ Юго-Западной железной дороги".

Через некоторое время после приезда Ефимова в помещении Одесского клуба разбирался его конфликт с Ксидиасом. При этом присутствовали председатель клуба Анатра, секретарь Маковецкий, Эмброс и другие. Ксидиас явился на заседание в сопровождении адвоката. Атмосфера была накалена, разговор проходил на "высоких тонах".

- Да, я хочу добиться мировой славы, - взволнованно говорил Ефимов. - Но не лично для себя, а для России. До сих пор ни один русский не участвовал в международных авиационных состязаниях. Вы знаете, что над русскими за границей посмеиваются? Куда, мол, русскому медведю в небо! А я хочу им показать, на что способны русские. Пусть не смеются!

- Если уж вам так надо ехать во Францию, - с иронией произнес банкир, - то я не возражаю, уплатите неустойку - и вы свободны!

Ксидиас был уверен, что этим аргументом сразу же "поставит Ефимова на место", в его глазах нескрываемое торжество.

- И вы настаиваете на пятнадцати тысячах? - спросил авиатор.

- Ладно, я бы взял и десять!

- Господа! Прошу быть свидетелями, - сказал Ефимов. Достав бумажник, он быстро отсчитал двадцать шесть тысяч франков. - Господин Ксидиас, пересчитайте!

У банкира от изумления открылся рот, Не менее удивлены были и все присутствующие: откуда у Ефимова деньги? Лишь один Маковецкий, симпатизирующий Ефимову, не скрывал своего удовлетворения.

Итак, кабальный контракт расторгнут. Ксидиас дал в этом расписку.

- Перед отъездом из Мурмелона, - говорит Михаил, - я получил от французского аэроклуба приглашение участвовать на международных состязаниях в Ницце. Они будут через две недели. Мне за это время надо и облетать аппарат, и потренироваться. Но так хочется показать полеты в родном городе! Я прошу вас, господа, организовать полеты как можно скорее.

Интерес одесситов к Ефимову настолько велик, что его упрашивают накануне полетов выступить с докладом перед очень солидной аудиторией. Тема - "Мысли и впечатления авиатора". Ефимов отказывался, уверяя, что никогда в жизни не делал докладов. Не помогло, уговорили, даже доклад написали за него.

Вначале, стоя на трибуне, Ефимов страшно волновался, слова буквально застревали в горле. Глядя в спасительную тетрадь, он деревянным голосом произнес:

Для того чтобы быть хорошим авиатором, необходимо овладеть инстинктом птицы... "Что за чушь!" - подумал он и громко сказал: - Нет, это неверно. Чтобы быть хорошим авиатором, нужны прежде всего смелость и умение.

В зале смех.

В заметке, полуиронически озаглавленной "Авиатор Ефимов в роли лектора", корреспондент журнала "Аэро- и автомобильная жизнь" пишет:

"В зале становится совсем весело. Ефимов окончательно рассердился на тетрадки и попросту, как бог на душу положил, начинает излагать все вынесенное им во время пребывания во Франции. Ефимов - авиатор-фанатик. Авиация - это альфа и омега его существования. По личному признанию Ефимова, в ушах его постоянно раздается шум мотора, а по ночам ему снятся аэропланы".

Но вот в тоне столичного репортера появляется ирония: его, видите ли, смешат простые манеры летчика в общении с аудиторией.

"Когда я был за границей, иностранцы смотрели на меня так, ну, как это... Одно слово русский. У них авиаторы все маленькие, а я большой. Говорили: "Ну как он полетит?" А когда я стал летать, то спрашивали: "Кто это летает?" - "Русский". - "Неужели?" Тогда запели совсем иначе: и миленький, и хороший. Впрочем, это всегда так бывает", - при общем смехе заканчивает авиатор.

В угоду аристократам хроникер завершает заметку колкостью, лишний раз посмеиваясь над "мужичьим" происхождением Ефимова:

"Трогательное все-таки зрелище! Но оно было бы понятно, если бы действие происходило в избе на родине авиатора".

Одесские репортеры сообщают о выступлении Михаила в менее насмешливом тоне:

"Лекция Ефимова - дружеское собеседование с публикой, передача авиатором своих ощущений первых полетов, рассказ об отношении к нему французов - закончилась довольно оригинально:

- Ну, спасибо, что пришли, до свидания! Приходите на полеты!"

Восьмого марта 1910 года полеты состоялись. О них мы уже вели рассказ в начале книги...

Михаилу пора уезжать. Пришел попрощаться с Женей. Они стоят у парапета Николаевского бульвара, вглядываясь в ночную тьму. В черной воде - россыпи портовых огней. Тихо вздыхает умиротворенный прибой.

- Ты бы только посмотрела,- смеется Михаил,- какая физиономия была у Ксидиаса, когда я выложил деньги на стол! Он до того был уверен, что у меня их нет, что просто для куражу уменьшил сумму неустойки.

- А где же ты взял деньги?

- Фарман одолжил. Я ведь на его аппарате буду участвовать в состязаниях.

Женя рада за Михаила, но ни о чем, кроме авиации, он не говорит даже с ней... Что ж... Опять расставание и, видно, надолго...

Шумный успех, всеобщее признание достижений земляка, казалось бы, обязывают членов Одесского аэроклуба ко многому, но увы!.. При первом же голосовании о приеме Ефимова в члены клуба, его... забаллотировали! Это, конечно, дело рук аристократов, неприязненно относящихся к "выскочке-мужику". Есть все основания полагать, что в этом "заслуга" и банкира Ксидиаса. Хотя делец в накладе не остался: как-никак получил неустойку, отлично заработал на полетах и выгодно продал аэроплан Уточкину с компанией, все же он затаил злобу. Субсидируемые им газеты всячески чернят Ефимова за "измену хозяину". Подписывает эти статейки Эмброс, недавний "друг" авиатора.

Михаил вынашивает большие планы. Во Франции он видел, как правительство, промышленники не жалеют средств, чтобы получить для армии новый могучий вид техники - аэроплан. Субсидии на развитие авиации увеличиваются там с каждым годом. То же наблюдается и в ряде других стран. Чувствуя приближение новой войны, каждое государство старается укрепить свою обороноспособность. Царская Россия плетется в хвосте. В стране еще только дебатируется вопрос о собственном воздушном флоте. Вместо того, чтобы создавать свою авиационную промышленность, правительство делает ставку на иностранные фирмы.

Тщательно обдумав свои замыслы, Михаил решает начать с небольшого. Перед отъездом во Францию он направляет в Петербург на имя военного министра телеграмму:

"Выдвинутый судьбой в ряды первоклассных авиаторов, жду с нетерпением того момента, когда, освобожденный от всякого рода контрактов и нравственных обязательств по отношению к фирме и некоторым лицам, давшим мне возможность занять нынешнее положение среди авиаторов, я предложу свои услуги моей дорогой родине... Мне больно слышать, что Фарман вызван в Петербург для сдачи аппаратов и обучения пилотажу офицеров. Между тем как я - сын России - делал то же во Франции безвозмездно... Мой брат отбывает воинскую повинность в Тифлисе. Прошу о двухмесячном отпуске для него за границу, где обучу его искусству управлять аэропланом, куплю аэроплан новейшей конструкции и передам его военному ведомству..."^*

^* (Текст телеграммы приводит газета "Одесский листок" за 16 марта 1910 г.)