К поезду, отправляющемуся из Реймса в Мурмелон, Ефимова и Мациевича проводил Васильев. Он устроился здесь в повой школе Анрио. На вопрос Васильева, каковы летные успехи старшего брата, Михаил ответил:
- Чувствует себя на аэроплане вполне уверенно. За него я спокоен... Кстати, мне надо сообщить брату, что есть предложение организовать его полеты па Дальнем Востоке. Только попрошу вас, Александр Алексеевич, внимательно просмотрите этот контракт, вы ведь сильны в юриспруденции. Я, видите ли, с некоторых пор боюсь подобных документов, как черт ладана!
- Обязательно просмотрю, Михаил Никифорович, будьте покойны. Желаю удачи в Мурмелоне.
- Домой бы нам сейчас, а не в Мурмелон, - озабоченно проговорил Мациевич. - И там бы строить аэропланы. Свои, более совершенные... Да-да, я нисколько не преувеличиваю наших возможностей. Надо спешить...
Выйдя вслед за капитаном на вокзальную платформу Мурмелона, Михаил огляделся в надежде заметить среди прохожих худощавую фигуру брата. Словно угадав его мысли, Мациевич заговорил о Владимире. Насколько ему известно, Владимир Никифорович проектирует плавучий аэроплан. Да, по возвращении в Петербург надо будет ему непременно помочь.
Михаил с благодарностью взглянул на собеседника. Как нужны родине такие люди! Ведь Лев Макарович уже разработал тип аппарата, который сможет взлетать с палубы морского судна. Изобрел и оригинальное приспособление, позволяющее пилоту спастись, если придется садиться на воду.
...Мурмелон живет своей привычной жизнью. В кафе отелей слышны шумные беседы, звучит рояль, льется шампанское. По улочкам лихо разъезжают вместительные автомобили, везущие "шикарных" учеников из разных стран на аэродром или обратно. В кожаных костюмах, в ушастых шапках и громадных очках важно восседают еще не научившиеся летать, но уже успевшие приобрести "авиационный вид" господа.
Ефимов и Мациевич не могут глядеть на них без улыбки.
Возле ангаров Фармана, на целую голову возвышаясь над толпой, возмущенно размахивает ручищами Заикин. Он в белой рубахе из грубого полотна.
- Видно, опять нашему Ивану Михайловичу не дают полететь, - заметил Мациевич.
- А он ведь и рубаху свою домотканую - матушкин подарок - по такому случаю надел! - улыбнулся Михаил. Увидев в толпе брата, направился к нему.
- Лев Макарович! - басит Заикин. - Да что же это делается? Здесь никогда и летать не научишься. Слоняюсь каждый день то по мастерским, то по полю. Спрашиваю Фармана, когда возьмет в полет, а он мне: "Когда придет очередь!"
- Все мы через это прошли, - отвечает капитан.- Спасибо нашему уважаемому Мишелю - взялся подготовить на диплом нас с подполковником Ульяниным. Да он не откажется и вас учить, будьте уверены!
- Нет, нет! Уж этого я сам себе позволить не могу, - замахал руками Заикин. - Приедем в Россию - стану ему соперником. Мне, право, неудобно.
Мациевич вскинул брови, мягко улыбнулся:
- Ладно, вот получу диплом и, если доверитесь мне, с удовольствием буду вас готовить. Я ведь военный, гастролировать не собираюсь.
...Июльским утром братья Ефимовы снова вдвоем поднимаются ввысь. Только теперь в роли пассажира Михаил. Он улыбается, вспоминая свой первый взлет, за спиной Фармана, чуть больше чем полгода назад. Всего семь месяцев... А как много пережито!..
Владимир серьезен и сосредоточен. Ему очень хочется не оплошать перед братом, доказать, что и он в авиации кое-что смыслит.
Успешно приземлившись, братья различают в толпе на Шалонском поле знакомого. Земляк, одессит!
Яков Седов, в недавнем прошлом велосипедисту специализировавшийся на гонках с лидерами, рассказывает, что летные успехи Ефимова вскружили головы одесситам: во Францию едут Николай Костин и Василий Хиони. И его, Седова, желание летать вконец одолело. Но нет средств ни на обучение, ни тем более на покупку аэроплана. Ехал в Мурмелон с единственной надеждой, что старый друг Михаил Ефимов поможет, не отвернется.
Михаил раздумывает какое-то мгновение:
- Место механика в ангаре устраивает?
- Конечно! - повеселел Седов.
- А летать мы тебя с Володей научим!
...Итак, договор о проведении полетов Владимира на Дальнем Востоке заключен. Ефимов-старший полон радостных надежд. Наде с малышами легче будет, да и к проекту "летающей лодки" можно вернуться. Думы о будущем, таком близком, достижимом, переполняют Владимира. Он вызывает телеграммой жену в Реймс.
И она приехала. Не одна - с тремя маленькими детьми.
- Как же это вы, Надежда Зосимовна, решились? - спросил изумленный Седов.
- Муж в каждом письме писал, что скучает по малышам.
В первый же день супруги натолкнулись на трудности: пансионаты и гостиницы из-за детишек отказывают в долговременном жилье. Посадив семейство на автомобиль, Владимир объезжает весь Реймс, но всюду их встречают возгласы: "Oh! Trois enfant? Non, non..."*. Наконец, к вечеру им дает приют сердобольная хозяйка пансионата на улице Шабо, 28.
* (О! Трое детей? Нет, нет... (франц.).)
...Близятся экзамены, после которых Владимир получит, наконец, диплом пилота-авиатора. Он напряженно тренируется на Шалонском поле. Совершает каждодневные поездки из Реймса, где живет семья, в Мурмелон.
Еще один шаг - и цель будет достигнута! Еще шаг...
Внезапно заболевает жена. Чувствует себя нездоровым и Владимир. Но о том, чтобы не ехать на тренировочный полет, не может быть и речи. Он опаздывает. С усилием нажимая на педали велосипеда, весь мокрый от пота, мчится по шоссе к Шалонскому полю, преодолевая встречный ветер. Вот и аэродром. Аппарат, подготовленный Седовым, уже на старте. Владимир взбирается на пилотское сиденье. Короткая пробежка - и аппарат набирает высоту. Холодный воздух обрушивается на пилота со всех сторон...
Вечером он уже не может встать с постели, у него жар. Болгарин Демьянов, с которым семья Ефимовых подружилась здесь, в Реймсе, пытается помочь Владимиру настоями из трав. Ночью ему становится хуже, и его отправляют в больницу. Там определяют крупозное воспаление легких. Дают знать Михаилу в Париж.
Спасти Владимира не удалось. На восемнадцатый день он скончался. Горе придавило Надю. Михаил окаменел от страдания. Он еще не в силах до конца осмыслить всей глубины свалившегося на него несчастья: да, старший брат, которому Михаил считал себя многим обязанным, так внезапно угас.
Владимира Ефимова похоронили на Южном кладбище Реймса. Отдать последний долг товарищу приехали и русские, и французские авиаторы.
Долго не могла отойти от свежей могилы Надя. Только малыши заставили ее думать о жизни. Вскоре она уехала в Киев, оставив на чужбине могилу дорогого человека*.
* (Спустя полстолетия французские коммунисты, которых через газету "Юманите" попросили разыскать забытую могилу, обновили ее и прислали вдове фотографию.
В одной из реймских газет в 1961 г. появилась большая иллюстрированная статья о братьях Михаиле и Владимире Ефимовых. Ее разделы броско озаглавлены: "Из ледяной Сибири - во Францию" и "Сраженный царскими войсками". Статья, в частности, сообщила:
"Все, кто посещает Южное кладбище в Реймсе, не могут пройти без удивления мимо гранитной плиты с высеченной на ней надписью: "Владимир Ефимов, пионер русской авиации. 1877- 1910". Если история авиации помнит имена двух братьев Ефимовых - Михаила и Владимира, то часто забывают о тесных узах, связывающих двух русских братьев с Реймсом.
Реймс начала XX века можно с полным основанием считать колыбелью авиации. Среди горстки людей, которые с горячим энтузиазмом готовили будущее авиации, можно было увидеть могучего славного парня с волевым лицом - Михаила Ефимова. Когда в 1910 г. была организована "Большая неделя авиации" в Шампани, естественно, что рядом с именами великих пионеров авиации того времени - Блерио, Латама, Морана, Ньюпора было и имя Ефимова".
Далее в статье кратко излагается биография обоих братьев. Газетная публикация завершается словами: "...трагически погибли эти два пионера русской авиации. До сих пор заботливые руки высаживают цветы и ухаживают за могилой Владимира Ефимова, но мы видим в этом и почитание памяти обоих братьев".)
Потрясенный неожиданной смертью брата, Михаил Ефимов решает сделать все, чтобы поскорей вернуться на родину.