«Тогда в воздух поднялось больше трехсот самолетов! Мы отправились бомбить немецкие аэродромы».
Пожелтевшее фото в семейном альбоме –
Как забытый, тревожащий душу мотив...
Где-то глянец потерт на случайном изломе,
Где-то снимок нерезок – подвел объектив... (А. Коровенков).
Старые, пожелтевшие от времени фотографии имеют необъяснимое свойство переносить нас в те годы и мгновения, когда они были сделаны. Я листаю старый семейный альбом... С фото на меня смотрят полные надежд и оптимизма лица молодых офицеров-летчиков.
Рассматривая военные фотографии, на которых сам хозяин и его друзья-однополчане, он снова и снова переживает те неповторимые чувства и вновь испытывает давно забытые эмоции.
– Чем дальше уходит время остановившегося мгновения, тем ярче и дороже воспоминания о нем, – говорит Михаил Иванович Ульянов, ветеран Великой Отечественной войны. – На этой фотографии мне 23. Это 1943 год. Фотография сделана накануне знаменитого сражения – битвы на Курской дуге. Воевал наш полк на северном фасе. Летал я стрелком-радистом на самолете Ил-2.
– Я как-то читала, что Ил-2 фашисты называли «черной смертью»...
– Да. Немцы так сильно боялись атак Ил-2, что прозвали этот наш самолет «черной смертью», «цементобомбером», «летающими танками».
– Почему «летающими танками»?
– А представьте, сколько вооружения находилось в самолете! У летчика было установлено два пулемета ШКАС калибра 7,62-мм с суммарным запасом 1500 патронов. Для крепления ШКАСа на левом и правом бортах были шкворни. Также из пулемета можно было стрелять из верхнего люка с рук. Установлены были две пушки калибра 23 мм, восемь реактивных снарядов калибра 82 мм и 400 кг бомб! У меня стоял крупнокалиберный пулемет Березина и всего 180 патронов... Пулемет надежный. Сиденье у стрелка-радиста было брезентовое, подвешенное на крючках к приваренным по бортам скобам. Мы его выбрасывали, так как если сидишь на нем, то ничего вокруг не видно, как в яме. А чтобы во время полета видеть заднюю полусферу, голова должна быть в верхнем люке. Поэтому во время полета мы как бы полусидели на парашюте, зажатом между бедром и голенью ноги. Секторы обзора между стрелком и летчиком, а также между экипажами не распределяли. Каждый стрелок принимал решение самостоятельно. Если ты заметил фашистские истребители, указываешь их своим экипажам, выстрелив в сторону врага сигнальной ракетой. Истребителей для прикрытия нам давали не всегда. В мои обязанности также входило поддерживать связь с землей. Радиооборудование работало всегда хорошо. Внутренняя связь была простая.
– Кто чаще погибал – летчики или стрелки?
– Стрелки чаще летчиков погибали... Должность воздушного стрелка Ил-2 была незавидной. Представьте, сидит стрелок, брони никакой, а за спиной – огромный топливный бак. Сгоришь – и глазом моргнуть не успеешь. Перед ним полутурель с крупнокалиберным пулеметом. А в руках у стрелка только пулемет! Прицеливаться же стрелку, когда летчик, маневрируя, бросает самолет из стороны в сторону, очень трудно. Поэтому, когда в хвост заходит немец, стрелку надо постараться первым нажать на гашетку. Кто кого! Сколько их, разорванных в клочья, бездыханных, изрешеченных пулями и осколками, висящих на привязной проволоке привозили на аэродром переигравшие смерть летчики!
– Часто. Кстати, первое боевое применение этих бомб было в июле 43-го на Курской дуге. Это был очень эффективный вид бомбометания. Как только наблюдали скопление техники или танков, так нас посылали обрабатывать ее ПТАБами. С одного самолета 400 бомб разлетаются тучей! А вылетали мы целой эскадрильей – 10 самолетов! Представляете, что там внизу творилось! ПТАБ – бомба серьезная, хоть и маленькая – 2,5 кг. Снаряжались в кассетах по 48 штук. Брали по четыре таких контейнера. Этими бомбами броню танкам пробивали за раз!
– Какая цель была самой сложной?
– Самая сложная цель – колонна танков, солдат, переправы... С высоты уж очень узкие. А для того, чтобы попасть в цель, нам надо было снижаться. И потом, когда ты замедляешься, чтобы поставить цель точно на прицел, как раз в это время тебя зенитка и «ловит».
Пикировали летчики на Ил-2 круто, а выводили самолет из атаки на высоте метров пять и ниже. Удавалось даже разглядеть искаженные ужасом лица солдат, которые искали спасение в придорожных канавах. Ил-2 на выводе из пике от души поливал их свинцом. Немцы, наиболее смелые, тоже в долгу не оставались – били по самолету из всего, что было под рукой: танковых пушек, минометов, фаустпатронов, стрелкового оружия.
– Случайно в своих не попадали?
– Нет. Ориентировался хорошо. До войны учился же на географическом. Это помогало.
Михаил Иванович родом из маленького городка Кировска Мурманской области. Окончив школу, поступил на географический факультет Петрозаводского педагогического института. В день, когда началась Великая Отечественная война, студент 5-го курса Михаил Ульянов сдавал государственные экзамены. А через несколько дней он уже с тридцатью однокурсниками уехал в Ленинград на улицу Красного курсанта, в авиационно-техническое училище обучаться на воздушного стрелка. Когда немец подошел к Ленинграду, две тысячи курсантов эвакуировали в Ишим Тюменской области. Курсанты училища постигали науку воздушного боя, оружие – по ускоренной программе. На фронте стрелки гибли часто, и хватало их на 3-4 боевых вылета, летное училище «выпекало» кадры для фронта по известной ускоренной программе «Взлет – посадка» всего несколько месяцев, а доучивались с кровью на фронте. Но Михаила, который рвался на фронт, в звании сержанта направили в Куйбышев в запасной авиационный полк обучать радистов стрелковой науке. А в конце 1942 года, накануне Курской битвы, его направили под Тулу в Хомяково, где базировался 948-й штурмовой авиаполк.
– Самый опасный противник – зенитки или истребители?
– Зенитки. Немецкие войска под Курской дугой были прикрыты 19000 стволов только зенитной артиллерии! Попробуй тут полетай над ними! В начале войны, конечно, истребители «доканывали» штурмовиков. А в конце войны – зенитки. Это страшное дело! Стоит несколько десятков стволов, и все бьют в одну точку. Две трети наших штурмовиков были сбиты зенитным огнем. Как-то рассказывали об одном случае, произошедшем в соседней дивизии. Во время боя взрывной волной стрелка выбросило из кабины. Он висел за бортом, зацепившись за ручку перезарядки пулемета парашютной лямкой. А летчик, ничего не подозревая, продолжал атаковать врага, круто пикируя, бросая самолет в боевой разворот. Воздушный поток жестко бросал стрелка из стороны в сторону. От комбинезона, говорили, остались только клочья, а тело стрелка было все в крови... Рассказывали, что фашисты, сидевшие в окопах, от увиденного сначала опешили, а потом, опомнившись, стали стрелять и по самолету, и по бедному стрелку. Стрелка спасло то (а он остался жив), что эту «картину» увидел ведущий группы, который тут же по радио передал летчику приказ возвращаться «домой»!
– Вы воевали на Курской дуге. Расскажите о первых днях...
– Вначале была подготовка. Серьезная... Накануне сражения мы облетали район предстоящих боевых действий. Местность была почти ровная. Ориентиров абсолютно никаких. Понимали, что без них будет трудновато. Поэтому мы просчитывали минуты полета – от аэродрома до определенной деревни. Возвращаясь, отсчитывали эти минуты и искали внизу аэродром. Обычно один-два полета, и засекаешь какие-нибудь приметы на местности. Только так, никогда не пролетишь мимо знакомого участка. Однажды, возвращаясь с боевого задания, все-таки заблудились. Судя по времени, должны были прилететь. Но аэродрома внизу не видно. Горючее на исходе, а местность незнакомая. По компасу ориентироваться невозможно, наверное, влияние Курской магнитной аномалии. Что делать? Кто-то из летчиков доложил звеньевому, что увидел внизу колонну пехоты. Пыль стояла столбом! Вот по ней и заприметил ее летчик. Понять же, наши или нет – вот вопрос. Смотрим, солдаты забеспокоились, видно, тоже гадали, кто наверху. Подлетели ближе – наши. Летчик написал записку: «Где Тула?». Там, в Тульской области, недалеко от станции Хомяково, базировался наш аэродром. Записку положил в перчатку и бросил вниз. Ребята прочли наше послание и замахали руками, показывая направление. Тогда еле дотянули до аэродрома, горючее было на нуле. В ходе подготовки к боям мы бомбили железнодорожные объекты, штабы, узлы связи. Вели, так сказать, текущую фронтовую работу.
Утро 5 июля на всем Восточном фронте, но особенно в районе Курского выступа, началось в тревожном напряжении. Всю ночь на аэродромах кипела работа, механики готовили самолеты к вылету, подвешивали бомбы и реактивные снаряды. Командиры полков и эскадрилий изучали аэрофотоснимки авиабаз, взлетных площадок и основные ориентиры. Все цели были поделены между ударными группами. Для атаки каждой цели выделялись группы по десять штурмовиков.
Июльская ночь коротка. Да мы и не спали. Спать не хотелось совсем! Как только рассвело, нам дали команду «По самолетам!». Мы построились в свой обычный боевой порядок и полетели. Тогда в воздух, насколько помню, поднялось больше трехсот самолетов! Мы отправились бомбить немецкие аэродромы. В небе уже дежурили «юнкерсы» и «мессершмитты». Завидев нас, они стушевались. Наши истребители атаковали немца, а мы тем временем сбрасывали бомбы на «тигров», «пантер», «фердинандов», сжигали все, что встречалось на пути. Сначала мы сбросили бомбы. Аэродром заволокло дымом. Со второго захода мы пустили реактивные снаряды. Потом обработали из пушек. Аэродром был разбит. Склады горели, взрывались боеприпасы. Все поле усеяно обломками горящих «юнкерсов». А тут еще залпы нашей артиллерии! Немцы были в замешательстве. И начало наступления в районе Обояни немцы были вынуждены отложить на полтора-два часа. А в условиях войны это дорогого стоит! Вся курская земля занялась огнем и гудела от разрывов снарядов. Немецкие танки, как известно, понесли большие потери.
– Сколько вылетов было в день?
– Два-три. Больше не успевали.
– Приметы были какие-то?
– Перед вылетом не фотографироваться. Никогда не летали с наградами и документами. Наступление войск было сложным. Однажды при выполнении боевого задания наша эскадрилья после двух заходов на цель встретила большую группу бомбардировщиков противника под прикрытием истребителей общей численностью около 40 самолетов. Немцы летели бомбить наши наземные войска. Командир эскадрильи повел нас в атаку. Мы нарушили их строй и разогнали бомбардировщиков противника. Немцы тогда беспорядочно сбросили бомбовый груз и удрали с поля боя, потеряв три самолета. Мы вернулись целыми. Помню, ноги дрожали сильно, не от страха, нет, от напряжения, так как во время боя надо было стоять, очень сильно болела шея, приходилось вращать ею на все 360 градусов! Нас тогда всех наградили медалями «За боевые заслуги»!
Михаил Иванович показывает мне награды: орден Красной Звезды, орден Отечественной войны II степени, медаль «За отвагу» и ту самую медаль «За боевые заслуги»... Я листаю семейный альбом. В нем старые фотографии, на них лица, незнакомые, но такие родные...