Воздушные разведчики

523-й Оршанский четырежды орденоносный истребительный авиационный полк в Великой Отечественной войне вел боевые действия на многих участках фронта, выполняя самые различные задания.

Находясь в составе 303-й истребительной авиадивизии, летчики полка до июня 1944 года, как и другие полки дивизии, выполняли боевые задачи по сопровождению штурмовиков, бомбардировщиков, ведению воздушной разведки, осуществлению прикрытия наших наземных войск от ударов фашистской авиации, нанесению штурмовых ударов по аэродромам противника.

В июне 1944 года решением командующего 1-й Воздушной армией генерал-полковника авиации Тимофея Тимофеевича Хрюкина 523-й истребительный авиаполк был переключен в основном на ведение воздушной разведки в интересах командования 3-го Белорусского фронта и 1-й Воздушной армии. Задачи, выполнявшиеся раньше, с полка не снимались, а только уменьшалось их количество по нагрузке в вылетах.

В связи с новым характером боевой деятельности в полку была проведена необходимая подготовка летного, технического состава и авиационной техники в сжатые сроки. Самолеты ведущих пар были оборудованы фотоаппаратами, позволяющими вести съемки объектов с малых и средних высот. В скором времени каждый летчик произвел по нескольку тренировочных полетов на фотографирование. Кроме этого, от летного состава потребовалось улучшение ведения радиосвязи, что очень важно при воздушной разведке. Опытом ведения разведки делился с боевыми друзьями командир 3-й эскадрильи капитан М. Ануфриев. Не все и не у всех получалось сразу. Но упорная учеба и тренировки помогли делу.

Особенно много пришлось потрудиться летному составу в период наступательной операции "Багратион", которую войска 3-го Белорусского фронта осуществляли в июне 1944 года и за месяц непрерывных боев дошли до логова фашизма - границы Восточной Пруссии.

Пара Ла-7 в разведке

Враг всеми силами стремился задержать наши войска. В таких условиях командование фронта усилило разведку всех видов, в том числе и воздушную. Разведка велась при любой погоде.

Как-то в конце июля в один из боевых дней, когда солнце уже было на закате и боевая деятельность с обеих сторон затихала, командиру 2-й эскадрильи 523-го истребительного авиаполка была поставлена задача: произвести воздушную разведку участка железной дороги от города Эйдкунен до города Гумбинен с целью выявления железнодорожных составов на перегонах и станциях. Ее выполнение было поручено заместителю командира эскадрильи капитану Н. Свитченку. Быстро заняв место в самолете Ла-7, летчик произвел взлет и лег на курс.

Через 15 минут наш разведчик доложил по радио данные разведки станции Эйдкунен и затем, взяв курс на запад, вдали увидел дым паровоза, движущегося в восточном направлении к линии фронта. Быстро сблизившись с составом, с высоты 800-1000 метров летчик окончательно установил, что это грузовой поезд, состоящий из 16 цистерн. Все стало ясно. Пустые цистерны к линии фронта враг передвигать не станет. Видимо, его танки остались без топлива и, используя глубокие сумерки, решено было срочно доставить бензин для заправки.

Медлить летчику было нельзя, так как наступала ночь. Он, находясь над целью, по радио коротко и ясно передал то, что наблюдал. Его информацию получили на командном пункте Воздушной армии. Было принято решение: эшелон с горючим уничтожить. Для этого единственную группу штурмовиков Ил-2, идущую на выполнение боевого задания, по радио перенацелили на атаку эшелона. Для более точного выхода к нему капитану Свитченку сообщили координаты нахождения штурмовиков. Их встреча состоялась, штурмовики появились над поездом, построились в круг и всей мощью своего вооружения обрушились на фашистский эшелон. Сразу возникли пожары и взрывы. Наш разведчик также принял непосредственное участие в атаке, сделав несколько заходов, расстреливая из пушек паровоз и цистерны. Насколько большое значение имела успешно выполненная разведка капитаном Свитченком, говорит тот факт, что в скором времени он был награжден высшей наградой Родины - орденом Ленина.

А через некоторое время Николай Свитченок вел тяжелый бой с вражескими истребителями. В этом бою он был ранен в обе руки, в ногу и в бок. Пришлось покинуть самолет, воспользовавшись парашютом. После лечения вернулся в строй в 523-й истребительный полк.

В это время летчики 523-го полка летали уже над логовом врага - Восточной Пруссией, ежедневно пробиваясь сквозь заградительный огонь к узлам вражеской обороны.

Фотографирование огневых средств и позиций противника на переднем крае считалось очень сложным и опасным делом. Да так оно и было. Ведь нужно пройти над головами гитлеровских войск, не реагируя на интенсивный зенитный и автоматно-пулеметный огонь. Такие задания обычно поручались Ануфриеву, Сычеву, Разяпкину, Суслову, Затоне. Они привозили отличные снимки, на которых во всех деталях воссоздавалась панорама переднего края. Когда требовалось фотографировать объекты в глубоком тылу врага, большие аэродромы, крупные железнодорожные станции, то лучшие летчики полка шли на такие задания в одиночку. Здесь особенно выделялся Николай Свитченок, и, пожалуй, никто не мог соперничать с ним. Человек нашел себя, это было его призванием, главным делом боевой жизни. Попав в истребительный разведывательный полк, он как будто переродился. Широкое поле деятельности, личная инициатива и изобретательность для выполнения задания по воздушной разведке оказались его стихией.

Став воздушным разведчиком, он создал свой особый почерк, выделявший его в числе лучших летчиков полка. Свитченок почти никогда не повторял одного приема дважды. Он творил в воздухе. Был смел и хитер. Даже многоопытные товарищи, которые сами не раз лезли к черту на рога, удивлялись его умению проникнуть в самые труднодоступные районы. Он обладал поразительным чутьем на вражеские зенитки, которых больше чем достаточно у объекта съемки.

Свитченку, как и другим летчикам полка, приходилось вести и воздушные бои в глубоком тылу врага, хотя его главная задача - разведка. В этих боях он добивался победы, добавляя к своей репутации славного разведчика репутацию умелого истребителя.

Однажды Свитченок в паре с Рыжовым получил задание сфотографировать крупный вражеский аэродром. К объекту они подошли на большой высоте. Под собой заметили, что над аэродромом ходят парами "мессершмитты". Чтобы произвести съемку, разведчикам необходимо было снизиться. Но обстановка сложилась явно не в их пользу. Даже Свитченок затруднялся что-либо предпринять. Над аэродромом противника и на небольшой высоте принимать бой с "мессерами", когда моментально могут взлететь еще несколько пар,- прямое безумие. И тут, к своему удивлению, Рыжов увидел, что Свитченок дал две ракеты... Перчатка брошена. Если раньше, благодаря большой высоте, они могли оставаться незамеченными, то теперь о внезапности и говорить нечего. Свитченок сделал все, чтобы гитлеровцы им заинтересовались как с земли, так и с самолетов, находящихся в воздухе.

- Ты что, Фомич?! - с изумлением крикнул по радио Рыжов.

- Так надо, - недовольно буркнул в ответ Свитченок. - Следуй за мной да помалкивай, - спокойно передал он и пошел со снижением, не торопясь.

Рыжов не понимал, что происходит. Свитченок снижается в сторону врагов, словно "мессершмитты" его давние закадычные друзья... Фашисты не кинулись на них. Свитченок спокойно прошел на нужной высоте и сфотографировал весь аэродром. Так же спокойно стал удаляться, постепенно прибавляя газ.

- Теперь не тяни, - бросил он Рыжову, и оба разведчика на максимальной скорости пошли к востоку. Что происходило в это время на аэродроме, они не видели. После того как гитлеровцы позволили сфотографировать себя, Свитченку уже было все равно. Догнать разведчиков они уже не могли...

Рыжов вскоре все понял и очень жалел о своем вопросе, который вырвался у него над вражеским аэродромом. Он мог выдать себя и товарища. А замысел Свитченка был на редкость прост.

Дело в том, что у противника, да и у нас, существовала система оповещения "Я - свой", которая осуществлялась при помощи ракет. Эти сигналы устанавливались заранее на день, на два. Или одна ракета, или две определенных цветов.

Выстрелив из ракетницы наугад, Свитченок рассчитывал на то, что едва ли все летчики помнят, какие ракеты надо было давать вчера, позавчера или три дня назад. Знал, в случае неясности, наверняка засомневаются. Засомневается и тот фриц, который отвечает за противовоздушную охрану аэродрома. На уточнение сигнала потребуется несколько минут, а Свитченку, чтобы пройти над аэродромом и сфотографировать его, требовалось всего 20 секунд.

Дерзкий расчет оправдался полностью. Свитченок был неистощим на выдумки, смел, находчив и не любил повторяться.

В самом начале войны, когда Митрофан Ануфриев летал на разведку Юхнова и мостов через реку Угру, он каждый раз огорчался вынужденным отказом от боя. Ведь Ануфриев отчаянно смел и драчлив в небе. Но он не имеет права ввязываться в бой, не смеет без нужды рисковать добытыми сведениями, фотоснимками.

Мысль, что какой-то немецкий летчик может подумать о нем как о трусливом противнике, приводила его в негодование. Не раз он подумывал даже сменить воздушную специальность, но с каждым полетом на разведку он все больше убеждался, какую приносит пользу командованию, и чувствовал, что любителям подраться нет места в воздушной разведке. И пусть немец, от которого ему приходилось уходить, думает, что имеет дело с трусом, "слабаком". Теперь это ему стало совершенно безразлично. Он озабочен только одним - донести в сохранности данные разведки и обстоятельнее их доложить командованию.

Конечно, и сам Ануфриев не упустит возможности броситься внезапно в атаку и уничтожить врага. Зазевавшийся "мессер" от него не уйдет. Но он пойдет в атаку только в том случае, если это не в ущерб боевому приказу, если он не рискует разведданными, которые ждут на земле.

В воздушном бою, если уж его навяжут фашисты, разведчик Ануфриев сражается с великолепным мастерством и дерзостью.

Был такой случай. Ануфриеву навязали бой. Он носил скорее оборонительный характер, чем наступательный. Пара самолетов Ла-5 (ведущий - капитан Ануфриев и ведомый - младший лейтенант Шуваев) получили задачу разведать аэродром противника. На подходе к объекту разведки наша пара была атакована четырьмя Ме-109. Зная, что на высоте, превышающей 3000 метров, скороподъемность "мессера" превосходит "Лавочкина" и что на таких высотах с ним вступать в бой невыгодно, Ануфриев огнем и маневром решил затянуть противника на высоту 2000 метров.

"Мессершмитты" легко пошли на эту уловку. Они парами начали заходить нашим самолетам в хвост. Сделав полупереворот, Ануфриев с ведомым ушли вниз, увлекая за собой противника. Потом Ануфриев и Шуваев "горкой" набрали высоту и стали в вираж. Этот маневр привел к тому, что "мессеры" потеряли главное, без чего нельзя вести воздушный бой, - преимущество в высоте.

Инициативой владели уже наши самолеты и по маневру, и по скороподъемности. Видя угрозу захода в хвост, "мессеры" рассыпались в разные стороны. Бой так же внезапно прекратился, как и возник. Ануфриев и Шуваев продолжали выполнять задание.

"Мессеры" снова, набрав высоту, со стороны солнца, пытались атаковать Ануфриева. Предупредив своего ведущего об опасности, Шуваев пошел в атаку на противника и заградительной очередью вынудил его отвалить. Выйдя из атаки, он по радио услышал предупреждение Ануфриева:

- Гляди, сто девятые заходят тебе в хвост!

Шуваев сделал правый полупереворот, вышел из-под удара и занял свое место в строю. Наши летчики вышли в сторону солнца и заметили, что следом за ними увязался один Ме-109. Немец, как видно, попался упрямый, не отставал ни на шаг.

Тогда разведчики пошли на хитрость, решив увлечь его на свою территорию. Перетянув линию фронта, наши разведчики взяли фашиста в клещи, атакуя и справа, и слева. Враг вынужден был перейти на бреющий полет, чтобы удалиться восвояси. Но не тут-то было, от Ануфриева не так-то просто уйти.

Догнав вражеский истребитель, Ануфриев с дистанции 70-100 метров расстрелял немецкого летчика. Вот бой, который не помешал разведчикам выполнить основное задание.

Характерная черта Ануфриева- любознательность, пытливость. До всего ему есть дело, все ему надо разузнать, высмотреть, сравнить, запомнить. Вот и сейчас, несколько минут назад, Ануфриев пролетел над центром Кенигсберга, набережной Прегеля, северным вокзалом, над кривой сетью узких улочек и переулков, застроенных домами с островерхими крышами.

- Как сегодня зенитки? - запрашивают у Ануфриева с командного пункта.

- Стреляют, не стесняются...

- А что нового в гавани?

- Наши опять огоньку подбросили. Дым. Воды не видно совсем.

Это сегодня не первый вылет Ануфриева. Он уже был в районе порта Пиллау и успел "прогуляться" вдоль косы Фриш-Нерунг.

Немцы не любят и боятся назойливого и опасного воздушного наблюдателя. Его встречают сильным огнем. Часто по облачкам зенитных разрывов можно проследить маршрут полета разведчика.

Бывает, в задачу разведки входят "прогулки" над немецким аэродромом и другим важным объектом, который буквально огорожен зенитками. Но обстрел не остановит Ануфриева, когда он выполняет боевое задание.

Много дней летал Ануфриев в район Кенигсберга и на Земландский полуостров. Для порядка карта лежит у него в планшете, но он в нее редко заглядывает. Он летал сюда уже десятки раз и знает Кенигсберг лучше, чем родной Липецк.

Один из боев разыгрался западнее Кенигсберга, когда Ануфриева и напарника, старшего лейтенанта Сычева, атаковали 8 "мессеров". Ануфриев вовремя заметил противника, умело сманеврировал и сумел выйти из боя.

На его боевом счету три года воздушной разведки, произведено свыше 400 боевых вылетов и около 10 сбитых фашистских истребителей, которые пытались мешать Ануфриеву выполнять боевые задания.

Первый боевой вылет Ануфриев совершил над городом Остров. Затем Юхнов, Вязьма, блестяще выполнил задание командующего фронтом по разведке обороны немцев в районе Ельни, дальше Орша, переправы противника через Березину, Неман. И вот наконец разведка чужой земли, полеты в чужом небе.

И как был я рад за своего боевого друга Митрофана Ануфриева, когда 19 апреля 1945 года Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР за выполнение особо важных заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками ему было присвоено звание Героя Советского Союза.