Л. Тимофеев. Упорство [1984 - - Герои ленинградского неба]

Николай Никитович Степанов участвовал в Великой Отечественной войне с памятного дня 22 июня 1941 года, но свой первый боевой вылет он совершил только 21 апреля 1944 года на штурмовике Ил-2. 15 июня того же года за отличное выполнение боевых заданий командования был представлен к первой награде - ордену Красной Звезды. 15 мая 1945 года командир полка подполковник Домущей подписал последний наградной лист на присвоение капитану Н. Н. Степанову звания Героя Советского Союза.

Десятки уничтоженных танков, автомашин с грузами, железнодорожных вагонов с боеприпасами, другая вражеская техника на боевом счету у командира эскадрильи штурмовиков Героя Советского Союза Н. Н. Степанова

Ровно одиннадцать месяцев разделяли эти два наградных листа, а между ними одиннадцать месяцев войны на Ленинградском и Карельском, 2-м и 3-м Белорусских фронтах...

Стать летчиком было мечтой Степанова с детских лет. Но жизнь распорядилась его судьбой иначе. Приехав в 1933 году четырнадцатилетним парнишкой в Ленинград из небольшой деревеньки на Псковщине, он два года проработал слесарем, а потом еще четыре года проучился в кинотехникуме, после которого по специальному комсомольскому набору был призван в ряды Красной Армии. Казалось, наконец-то должна была сбыться его мечта, но вместо летного училища, куда он так стремился, его направили в авиационное техническое училище. Как отличнику предложили после окончания остаться в училище инструктором, но он не согласился и, используя право выбора, попросился в Особый Белорусский военный округ, где его и застала война.

Тревожно было на пограничных аэродромах Западной Белоруссии в июне 1941 года. Участились облеты границы немецкими самолетами. Все чаще они залетали в глубь советской территории. На рассвете 22 июня фашистская Германия нанесла мощный удар по нашим сухопутным силам, железнодорожным узлам и военно-морским базам, расположенным вблизи границ. Более тысячи самолетов обрушили свои бомбовые удары по приграничным советским аэродромам. Массированному налету вражеской авиации подвергся ранним утром 22 июня и аэродром под Минском, где служил Николай Степанов. Многие наши самолеты так и не успели подняться в воздух, чтобы остановить врага, - они были уничтожены противником. Вдоль взлетно-посадочной полосы дымились обгоревшие скелеты "ястребков", а те, что смогли взлететь, были в меньшинстве. И все же советские летчики дрались мужественно, неистово, насмерть... Воздушные бои порой завязывались тут же над аэродромом. Не все летчики возвращались из этих жестоких и неравных схваток. Почерневшие от копоти и солнца лица пилотов, вернувшихся на аэродром, были суровы и усталы.

На аэродроме техники и механики работали сноровисто, готовя самолеты к новым вылетам. Летчики в эти короткие передышки между боями с нетерпением ожидали, когда будут наполнены горючим баки и перезаряжены пулеметы, чтобы снова можно было подняться в воздух навстречу врагу. Сквозь непрекращавшийся рев моторов слышались возбужденные голоса пилотов.

- И как только дотянул... Одни дыры, а где самолет - и не видно!

Каждый стремился выговориться за те несколько минут, пока готовились машины.

Техник звена Николай Степанов с нетерпением ожидал из боя самолет своего командира Николая Богатыря. Его машину он узнавал издалека. Не успевал летчик приземлиться, как Степанов оказывался у самолета, чтобы подготовить "ястребок" к новому вылету.

- Молодец, Коля! Спасибо... Достается сегодня! Смотри, как отделали за день!

Степанов с завистью следил, как командир ловко перемахнул с крыла в кабину. Взревел мотор, и Богатырь, махнув на прощание рукой, вырулил на старт.

Жарко на аэродроме. Жарко в воздухе. Жарко от боев: шел первый день войны.

...Шел первый день войны, и Степанов бесповоротно решил добиться направления в летное училище, чтобы самому сесть за штурвал самолета и самому драться с врагом. Но командир полка отказался принять рапорт и просто прогнал Степанова, резко ответив на его просьбу: "На войне нужны не только летчики, но и опытные техники!"

Через несколько дней после изнурительных боев, когда полк под натиском врага вынужден был перелетать на другие аэродромы, сильно потрепанный в боях, понесший большие потери в личном составе и технике, был получен приказ лететь в Подмосковье на формирование. И снова Степанов явился к командиру полка с рапортом. Его глаза с надеждой поглядывали на командира. От волнения пересохло во рту. Он боялся, что комполка, узнав суть рапорта, опять ответит отказом.

- Товарищ командир, я не могу сидеть на аэродроме, когда мои товарищи дерутся в воздухе. Хочу стать летчиком, хочу воевать. Прошу направить меня в летное училище!

Вручив рапорт и высказав на одном дыхании свою просьбу, Степанов внимательно следил за выражением лица командира: разрешит или снова откажет? Неужели откажет?

Далее Степанов уже не слышал. Отказ, снова отказ.

После переформирования полк осенью 1941 года был переброшен на Калининский фронт. Противник, захватив Калинин, стремился развить наступление на Торжок, но наши войска при поддержке бомбардировочной и истребительной авиации приостановили это наступление. Боевая деятельность полка была настолько интенсивной, что зачастую самолеты приходилось ремонтировать здесь же, в полевых условиях, и иногда надо было основательно поколдовать над растерзанной машиной, прежде чем она вновь могла подняться в воздух.

Из-под Старой Руссы, куда потом был переброшен полк, Николай Степанов был откомандирован в распоряжение Управления командующего ВВС Северо-Западного фронта. Он получил назначение в специальную группу, которую возглавил подполковник Константин Груздев.

Летчик-испытатель Груздев с начала войны ушел на фронт и за восемь месяцев сбил в воздушных боях 16 вражеских машин.

Группа была сформирована для выполнения специального задания командования по перехвату вражеских самолетов в районе Смоленска. Немцы имели под Смоленском базу, на которую они перебрасывали новые боевые машины из Восточной Пруссии и центра Германии. Отсюда затем их перегоняли в различные соединения, действовавшие на нашей территории. Группа Груздева получила приказ перехватывать эти самолеты на пути их полета к месту назначения.

Степанов после очередного боевого вылета своего командира дотошно проверял каждый узел и вооружение самолета, а в думах у него было одно: летать самому. За короткое время летчик и техник сдружились. Груздев всегда и во всем доверял своему технику, на знания и старания которого безоговорочно полагался. И когда его отозвали с фронта в тыл, он взял с собой и Степанова.

Прилетев в назначенный пункт, Степанов узнал, что там только что был сформирован 2-й учебный истребительный авиаполк. Он поспешил к Груздеву.

- Отпустите, товарищ подполковник. Я должен переучиться. Не век же гайки завинчивать.

Степанов и на фронте и в тылу упорно продолжал писать рапорты с просьбой направить его в летное училище. Помнилось ему, как в последний раз один штабист даже пригрозил неприятностями, объясняя настойчивость Степанова желанием сбежать в тыл.

- Жалко расставаться с тобой, Николай. Техник ты отличный, но я понимаю тебя.

По-мальчишески нахмурив брови, Степанов ждал решения своего командира.

Командиром учебного полка оказался старый друг Гращенков, и Груздев надеялся на его помощь. Когда Гращенков пригласил Груздева к себе в гости, тот пошел вместе со Степановым.

- Если дело выгорит, то считай, что тебе повезло, - шепнул Груздев своему технику, пока хозяин дома хлопотал на кухне. - В Испании воевал.

Гращенков оказался очень душевным и внимательным хозяином. Потчуя гостей, он расспрашивал Груздева о фронтовых делах, отвечал на вопросы друга. А Степанов ждал. Чувствуя его беспокойство, Груздев решил поговорить с Гращенковым о своем товарище.

- Есть у меня к тебе одна просьба, Сергей. Возьми этого парня в свой полк, - кивнул он в сторону Степанова. - Сделай из него летчика-истребителя. Отличный парень. Любит авиацию и давно мечтает летать.

Вскоре Николай Степанов стал обучаться летному делу, к которому так долго и настойчиво стремился. Сбылась его мечта. Занятия в классах сменились учебными полетами, осваивалась техника пилотирования и ведения воздушного боя. Потом - запасной полк. И вот получено назначение на Ленинградский фронт, куда Степанов прибыл в начале 1944 года, но ему опять не пришлось воевать: снова переучивание, теперь уже на штурмовика. После снятия блокады Ленинграда для развертывания наступления войск фронта все больше требовалось летчиков-штурмовиков. Только в апреле Степанов пришел в боевой полк и получил грозный Ил-2.

В 566-м штурмовом авиационном полку, где начал свою службу Степанов, он оказался одним из самых старших и по возрасту, и по службе в армии, но молодые летчики успели сделать уже не один десяток вылетов, а он только начинал. Летал Степанов охотно, не зная усталости.

Севернее Ленинграда, на Карельском перешейке, противник за три года войны создал мощный укрепленный район с тремя оборонительными полосами железобетонных сооружений толщиной до 2,5 метра. Общая глубина обороны составляла более 100 километров. Для успешного развертывания наступления в этом направлении летчики штурмовых и бомбардировочных полков 13-й воздушной армии и КБФ получили приказ разрушить долговременные оборонительные сооружения противника.

В подготовительный период операции в полк при были командующий фронтом Л. А. Говоров, главнокомандующий ВВС А. А. Новиков и командующий 13-й воздушной армией С. Д. Рыбальченко. Командование уделяло особое внимание воздушной разведке и фотографированию оборонительных полос. Командир полка вызвал в штаб капитана Степанова. Перед ним была поставлена сложная и ответственная задача: облететь и сфотографировать линию фронта.

Вылеты на разведку занимали особое место в его летной биографии. Только наиболее опытных летчиков, отлично владевших самолетом, способных под носом у врага произвести фотосъемку, посылали в разведку. В одиночку, на небольшой высоте, разведчик выполнял задание. Чтобы засечь огневые точки, часто приходилось выжидать, когда зенитная артиллерия начнет обстрел самолета. Только тогда включались фотоаппараты. Степанов вскоре после начала своей летной биографии оказался в числе наиболее опытных, быстро освоивших высшее мастерство летчиков.

- Сколько вам потребуется самолетов прикрытия для выполнения задания? - обратился Говоров к Степанову.

- Ни одного, товарищ командующий. В данном случае они будут только мешать.

Успешно летал Степанов и на штурмовку железнодорожных станций и оборонительных укреплений.

10 июня 1944 года в период артподготовки за полчаса до начала наступления на Карельском перешейке 172 бомбардировщика и 168 штурмовиков нанесли массированный удар по опорным пунктам противника в районе Старого Белоострова, озера Светлого и станции Раяйоки. Степанов, летавший в тот день в район Старого Белоострова, отлично справился с фотографированием результатов бомбежки, за что получил благодарность от Военного совета Ленинградского фронта. Через день группа из восьми штурмовиков нанесла успешный удар по железнодорожной станции Перкярви, в результате которого было уничтожено десять вагонов, а после атаки Степанов сделал еще заход и для фотографирования результатов бомбометания.

Только с 15 по 26 июня, когда были успешно прорваны все три оборонительные линии врага, освобожден Выборг и многие другие населенные пункты и железнодорожные станции и узлы, Степанов 22 раза летал на выполнение боевых заданий и уничтожил 1 танк, 5 вагонов, 19 автомашин с грузами, 2 дзота, 7 точек зенитной артиллерии и 3 артбатареи, за что получил вторую свою награду - орден Красного Знамени.

26 июня разведка засекла передвижение войск противника. Враг перебрасывал на Карельский фронт резервы, пытаясь остановить наступление Советской Армии. Задание, поставленное перед штурмовиками, было предельно кратким: уничтожить резервные части. Двенадцать экипажей ушли на выполнение задания. Когда группа выстроилась в боевой порядок, к ней примкнула четверка истребителей прикрытия Владимира Серова. Сначала полет проходил спокойно, но вдруг Степанов, летевший в замыкающей четверке, заметил резкий маневр Серова, а спустя несколько секунд понял, чем он был вызван: из-за облаков выскочила четверка "мессершмиттов".

- Идем на цель! Идем на цель! - услышал Степанов через переговорное устройство голос ведущего.

Прорваться к цели, однако, удалось не сразу. Над шоссе, по которому двигались вражеские войска, крутилось еще около десятка фашистских истребителей. Завязался воздушный бой. Часть вражеских истребителей пыталась блокировать четверку Серова, остальные атаковали штурмовиков. Степанов, уводя машину от атак, пытался прорваться к шоссе.

Нелегко было и нашим истребителям. Серов был талантливым летчиком. Хотя он воевал всего второй год, на его счету было 40 сбитых вражеских самолетов. Слава о его мастерстве гремела по всему фронту. И в этом бою с превосходящими силами врага Серов упорно атаковал, пока не поджег "мессер".

"Молодец, Володя! Молодчина!" - радовался Степанов. Но радость оказалась недолгой. Двое "ястребков", увлекшись погоней, не заметили, как на них свалились из-за облаков четыре фашистских стервятника. В следующий миг наши самолеты были подбиты. Сложная задача встала перед Серовым и его ведомым Головачевым: одновременно прикрывать и штурмовики и два подбитых истребителя. Дерзкими и неожиданными для врага атаками Серов и его ведомый старались отвлечь противника на себя. Бой был неравным и тяжелым. Оставив на время наши штурмовики, фашистские летчики атаковали Серова и Головачева. Степанов видел, как вспыхнул самолет Головачева, видел гибель Серова...

Штурмовики остались без прикрытия. Прекрасно вооруженные "илы" уступали истребителям в скорости и маневренности, но сосредоточенный огонь их стрелков мешал атакам врага. И все же один из штурмовиков был сбит. Несколько снарядов попало и в самолет Степанова. Воздух гудел от десятков авиационных моторов. Штурмовики упорно пробивались к цели. И пробились. Атакуемые Ме-109, штурмовики все же сбросили бомбы и пошли на разворот. Самолет Степанова поочередно обстреляли три "мессера". Фашисты, конечно, видели, что советский летчик с трудом ведет к линии фронта поврежденную машину, и спешили ее добить.

Хотелось спасти самолет, но более всего хотелось отплатить врагу за сбитых товарищей и погибшего Серова. Трудно соперничать с истребителем, но Степанов надеялся на свое оружие. Пулеметы и 37-миллиметровые пушки были большой силой. Степанов ждал малейшей оплошности врага и, когда один из вражеских самолетов неожиданно выскочил впереди штурмовика, снаряды его пушек распороли фюзеляж фашистской машины.

Мельком взглянув на горящий на земле самолет, Степанов снова стал следить за маневрами врага. Потеря одного самолета на время охладила пыл фашистских летчиков, но вскоре они снова перешли к атакам с хвоста и сбоку. Точной очередью стрелок сбил еще одного, но в это время трассирующие пули прошили кабину штурмовика. Машину потряхивало. Летчик уловил срывы в работе мотора.

До аэродрома было не дотянуть, и Степанов решил посадить самолет. Внизу раскинулось озеро. Берег бежал навстречу быстро снижавшейся машине. До боли в глазах летчик всматривался в него, отыскивая подходящую площадку. Увидев, как ему показалось, удобное место, Степанов решил совершить посадку, но, когда шасси почти коснулось земли, он заметил впереди овраг. Выжимая последние возможности из поврежденной машины, Степанов потянул ручку на себя и уже почти в зависшем положении с трудом проскочил овраг. Однако зацепил за крышу дома и врезался в кроны елового леса, раскинувшегося за деревней. Летчика выбросило из кабины, и он упал в родник, на миг потеряв сознание...

Так закончился этот боевой вылет, а с ним первые два месяца его боевой работы. Степанова отправили в госпиталь, и лишь через месяц он снова был в строю.

Неунывающий народ жил на аэродроме под Ленинградом. Серьезные и мужественные в боях, летчики в минуты отдыха превращались в веселых и задиристых юнцов. Они радовались охапке полевых цветов, поставленных заботливыми руками медсестер в их землянках, не прочь были затеять пляски или танцы под старенький патефон, который приносили в полковую столовую. Музыка вызывала воспоминания о мирном прошлом и родном доме, и это прошлое казалось таким далеким и неправдоподобным...

А ранним утром, когда первые лучи солнца полосовали верхушки деревьев, они снова и снова уходили на штурмовку врага.

Прошло только шесть месяцев, как Николай Степанов стал летчиком, а на его счету уже значились различные виды оружия и боевой техники противника, уничтоженные точными бомбовыми ударами и пулеметно-пушечным огнем. К этим вылетам на штурмовку войск и боевой техники врага следует добавить и охоту за вражескими катерами и транспортами на Балтике во время наступления в Восточной Пруссии. Для многих летчиков полка эти вылеты были в новинку. Полеты над морем имели свои особенности. Как правило, Балтийское море не радует погодой. Низкая и густая облачность, частые туманы, сливавшаяся с горизонтом серая поверхность воды и маленькие точки кораблей и катеров, которые надо было еще отыскать в этом необъятном просторе волн, где отсутствуют какие-либо ориентиры, - все это требовало от летчиков, летавших над морем, особого мастерства.

Степанов быстро освоил технику полетов над морем. Летал он на Даго, Муху и другие острова, обеспечивал высадку десанта, топил фашистские транспорты, идущие с техникой и вооружением в Хельсинки и другие порты на помощь отступавшим войскам противника.

Получив задание разыскать и уничтожить радиостанцию на одном из островов у эстонского побережья, Степанов поспешил в штаб, чтобы узнать метеосводку. "Облачность сто пятьдесят метров. Видимость - полтора-два километра", - услышал он сообщение дежурного. Не очень радостное известие, но лететь надо, и Степанов отправился готовиться к полету. В этот раз он вылетал в паре с Николаем Кузнецовым.

Курс на Балтику. Свинцово-серая поверхность моря была пустынна. Плотные тяжелые облака прижимали к воде. Первый облет многочисленных небольших островов не дал никаких результатов. Кончилось горючее, и пришлось возвратиться на аэродром. Пока самолеты готовились к повторному вылету, продрогшие летчики за кружкой горячего чая обсуждали план дальнейшего поиска. Во втором заходе радиостанцию все же удалось обнаружить. Выход самолета на остров был настолько неожиданным, что фашистская батарея не успела даже открыть огонь. Штурмовка оказалась успешной: бомбы угодили в склад с боеприпасами, мощный взрыв разметал все постройки.

При возвращении Степанов заметил, как у побережья немцы перебрасывали на катерах и баржах войска с одного острова на другой. Решено было атаковать противника, и пара штурмовиков пошла на снижение. Степанов и Кузнецов видели, как вражеские солдаты при заходе штурмовиков бросались в воду, надеясь укрыться за бортами барж от снарядов и пуль.

Упорство, с которым Степанов накапливал боевое мастерство, тренировался на полигонах в промежутках между боями и воевал, выделяло его среди товарищей в полку. Он стремился быть похожим на однополчан В. Мыхлика, Л. Обелова, А. Артемьева - лучших летчиков полка, ставших впоследствии Героями Советского Союза. У них он учился бить врага, а став командиром эскадрильи, сам начал учить молодых летчиков, прибывших в полк. Когда же возникала необходимость выполнить ответственное боевое задание, командир полка с уверенностью поручал его Степанову: он знал, что этот летчик задачу выполнит.

В период наступательных боев в Восточной Пруссии командир эскадрильи Степанов не раз водил полк на штурмовку вражеских укреплений, а в знаменательный день начала штурма Кенигсберга 6 апреля 1945 года его самолет был включен в ведущую группу, составленную из лучших летчиков. Эта группа шла впереди штурмовой авиадивизии на город-крепость.

В полк в тот день самолет Степанова не возвратился. Служба ВНОС сообщила на аэродром, что летчик сбитого самолета в бессознательном состоянии отправлен в госпиталь, а стрелок-радист погиб под обломками самолета.

...Ныло все тело. Голова, казалось, была сдавлена тисками. С трудом разжав веки, Степанов медленно обвел глазами комнату. Провел рукой по лицу. Оно было закутано в толстый слой бинтов. Так ничего и не поняв, снова погрузился в забытье. Сознание возвращалось на какое-то мгновение. Во время одного из таких "пробуждений" он услышал откуда-то издалека: "Жив еще летчик-то, сестра?" "О ком это спрашивают? Не обо мне ли?" - силился определить он, но жгучая боль, сжимавшая голову, мешала сосредоточиться. Через несколько дней он стал ощущать себя. Медленно поднял, поочередно, к глазам руки. Они оказались в порядке. Пошевелил пальцами ног: действуют. "Летун-то наш зашевелился", - донеслось до него.

- Что, браток, ожил? - приподнялся на локте сосед. Хотелось ответить, но не смог, что-то мешало говорить. Только теперь, отчетливо увидев вокруг себя на койках таких же перевязанных, как и он, Степанов понял, что находится в госпитале. Малейшее движение вызывало ноющую боль, расползавшуюся по всему телу. Боль мешала сосредоточиться и вспомнить, что же произошло. В памяти всплывали бессвязные отрывки из полета, и потребовалось много усилий, чтобы привязать их последовательно один к другому. Он напрягал память и постепенно восстанавливал события того дня - 6 апреля 1945 года.

Штурмовики должны были вместе с бомбардировщиками подавить артиллерию врага, прежде чем начнется наступление наших танков и пехоты. Группа, в которой он находился, должна была уничтожить батареи в районе зоопарка. Такого массированного налета он никогда не видел: поэскадрильно в воздух поднялась вся дивизия. При первом заходе в его самолет попал зенитный снаряд. Он разворотил плоскость, но Степанов закончил штурмовку и решил, не выходя из общего строя, идти на второй заход. Над целью штурмовики снова попали в зону зенитного огня противника. Самолет сильно тряхнуло и запрокинуло. Степанов сразу и не сообразил, что же произошло. Удивила неожиданная тишина в кабине и чувство падения. Машину свалило на хвост, и она начала стремительно падать. Только тогда летчик понял, что снаряд оторвал мотор. Дальше произошло все очень быстро: самолет рухнул на деревья, а Степанова с силой выбросило из кабины.

- Доктор, - спросил Степанов во время обхода, - где меня нашли?

- Что, батенька, потянуло на воспоминания? - улыбнулся военврач. - Говорят, что вытащили вас из-под обломков. В стоячем положении. Только вниз головой... А теперь спать. Меньше тревожьте себя воспоминаниями. Надо выздоравливать.

Но воспоминания наплывали сами - хотел он того или нет. Около года длилась его летная биография. 123 боевых вылета. И вот, прикованный к койке, он перебирает их в памяти. Помогая пехоте, он участвовал с товарищами-однополчанами в освобождении Пскова и Нарвы, Выборга, потом - всей Эстонии. А сколько раз они выручали пехоту во время наступлений? Хотя бы, к примеру, в Восточной Прусски, когда шестеркой самолетов вышли на вражеские танки, которые задерживали продвижение наших войск. Возвращаясь на аэродром после выполнения задания, сверху отчетливо видели горящие коробки с развороченными гусеницами и башнями. Путь пехоте был расчищен.

Особенно трудно пришлось в Восточной Пруссии, где у врага находились мощные оборонительные сооружения. 50 боевых вылетов он выполнил там за короткий промежуток времени. Последний закончился тяжелым ранением и госпиталем.

Одиннадцать месяцев участвовал он в боях. Летал на штурмовку укреплений, железнодорожных станций, танковых колонн, артиллерийских батарей... 123 раза поднимал Степанов свой самолет навстречу врагу. 123 раза он шел навстречу смерти и победил ее. Двое - летчик и стрелок. А на их счету за эти месяцы 24 уничтоженных танка, 53 автомашины с грузами и войсками противника, две бронеавтомашины, 34 железнодорожных вагона и платформы с грузами, самоходные орудия, тягачи, повозки, около тысячи вражеских солдат и офицеров, 43 раза подавлялся огонь артиллерийских и зенитных батарей, 12 раз приходилось вступать в воздушные бои с истребителями противника... Он был награжден орденом Красной Звезды, двумя орденами Красного Знамени, орденами Александра Невского и Отечественной войны I степени.

Но пришел долгожданный конец войне, а через месяц, все в том же госпитале, Степанов узнал о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Шли месяцы, а он все лежал. Раны зажили, но врачи обнаружили туберкулез легких. Госпитальная жизнь угнетала.

Дни, которым он вел счет, складывались в недели, недели - в месяцы.

После Ялты, куда его отправили на излечение, он явился на комиссию, но, как ни доказывал свою годность летать, его демобилизовали. "Кончилась для тебя, Степанов, летная жизнь", - говорил он себе, а боль сжимала сердце. Он и сам понимал, что тяжелая контузия и туберкулез крепко подорвали его здоровье, но все же никак не мог привыкнуть к тому, что не придется больше летать. "Прошу взять этого парня в свой полк и сделать из него летчика-истребителя", - часто вспоминал он просьбу Груздева, обращенную к Гращенкову. Он стал летчиком, но ненадолго.

"С авиацией придется распрощаться", - твердо сказали ему на медкомиссии. Он этого не понимал. Просто не хотел понимать.

Работая в райкоме партии в Ленинграде, Степанов не мог смириться с тем, что в 30 лет, имея опыт, он не в авиации. Как и в трудном 1941-м, он по-прежнему был упорен в достижении своей цели. И своего добился.

В 1950 году Николай Никитович Степанов был вновь зачислен в ряды Советской Армии. Потом - учеба в военно-воздушной академии, а после ее окончания - служба в аппарате Министерства обороны СССР.

Неузнаваемой стала авиация. Новые боевые машины взяты на вооружение. Старые "чайки", "яки", "илы" стали легендой. Разве сравнить их с авиацией сегодняшнего дня! Но героизм летчиков, их подвиги, совершенные в самые трудные для Родины дни на этих машинах, вечно будут вызывать восхищение потомков.

После вступления Финляндии в войну обстановка на Северном фронте еще более усложнилась

После вступления Финляндии в войну обстановка на Северном фронте еще более усложнилась. Наступавшая с юго-запада группа армий "Север" направляла острие удара на Псков - Ленинград. С севера вступили в действие немецкая армия "Норвегия" и две финские армии. Силами 21 дивизии и 3 бригад при поддержке свыше 900 самолетов 5-го немецкого воздушного флота и финской авиации они должны были наступать на мурманском и Кандалакшском направлениях, а также восточнее и западнее Ладожского озера, чтобы соединиться с немецкими войсками на реке Свирь и в районе Ленинграда.

Так битва за Ленинград с первых дней войны развернулась не только на юго-западных, но и на дальних северных подступах к городу.